Берти сидел в небольшой конторке мисс Гренвилл, которую она занимала в «Аргусе» до того, как поднялась до герцогини. Он ждал, когда будут напечатаны объявления. И пока он томился в ожидании, то проводил весьма неприятное время наедине со своей совестью.
На обратном путешествии в Лондон Тамсин поведала ему свою историю. Берти не осуждал ее за побег. Ясное дело, ее мама в корне была неправа, а ее папа, кажется, воспользовался уловкой не попадаться никому на глаза под предлогом занятости делами. Этот человек в той же степени бросил свою дочь.
И в то же время на свете было великое множество людей – лорд и леди Марс, к примеру – которые подумали бы, что Эйнсвуд бросил на произвол судьбы своих подопечных.
Но Берти-то видел, как парень может запутаться, когда дело доходит до семьи. Родня может довести человека до безумия. Собственная сестрица Берти, сколько он себя помнил, действовала на него, как ходячая лихорадка. И все же он впал бы в отчаянье, случись что с ней.
В любом случае женщины зачастую сплошное несчастье, и когда ты не знаешь, как с ними поступить, наипростейший выход – не обращать на них внимания, держаться от них подальше и избегать ссор. Что вовсе не значит, что у парня отсутствуют какие-либо чувства.
Может быть, мисс Придо совсем не представляла, какие неприятности царили у нее дома.
Так это или не так, но Берти не мог отделаться от мысли, что сейчас тот человек, должно быть, прозрел. Ежели в глубине души он любил свою дочь, то должен беспокоиться до смерти.
В конце концов, сам же Берти переживал до смерти о подопечных Эйнсвуда, хотя никогда и глазом их не видел. Даже Дейн сходил с ума. Берти прежде никогда не слышал, чтобы тот столько говорил таким манером, как это было в день, когда пришли новости. И не вел себя так странно – на удивление, самолично пакуя одежду Берти – это Вельзевул-то, который постоянно держал слуг, готовых прискакать по первому же его требованию.
Берти ненавистно было представлять, каково, должно быть, состояние мистера Придо, живописующего все ужасные картины, что могло стрястись с его дочерью предположительно на пути в Америку с мужчиной, который мог оказаться в высшей степени грубияном, вот и все, что он знал.
Берти с души воротило, но, тем не менее, он воображал все это, и с каждым прошедшим часом все пронзительней и громче кричала его совесть.
Он с несчастным видом таращился на опрятный стол, на чернильницу и перья, карандаши и бумагу.
Ему следует сначала спросить Тамсин, но у нее и так голова идет кругом, а он бы не хотел, чтобы ее травила совесть, как мучит Берти его собственная. Берти говорил себе, кому и чему он может верить? Вот правда, а вот ложь, и госпожа Совесть в данный момент ясно показывает, что есть что.
Кончилось тем, что Берти вытащил чистый лист бумаги, отвинтил крышку чернильницы и взялся за перо.
Несколько часов спустя после ухода из Эйнсвуд-Хауза Лидия стояла, глядя на труп старухи. Останки лежали в холодном помещении, предназначенном для таких целей, с внутреннего двора магистрата Шедуэлла.
Один из речных ловцов, чьей работой было выуживать из реки утопленников, вытащил это тело прошлым вечером. Лидия узнала об этом, когда посетила Боу-стрит. Констебль, получивший тело от речного ловца, заметил особые приметы на трупе и попросил какого-нибудь сыщика с Боу-стрит прийти и сравнить с теми, что были найдены на молоденькой проститутке, вытянутой из реки несколькими днями ранее.
Лицо старухи было изрезано точно также. Следы, оставленные на нем, наряду с глубоким разрезом на горле, почти обезглавившим женщину, ясно указывали на присутствие гарроты.
– Сильно смахивает на работу Корали, как вы думаете, ваша светлость? – обратился к Лидии молодой констебль.
– Да, ее рука, – подтвердила Лидия. – Но вряд ли это ее жертва. Ее-то всегда молоденькие. Зачем ей нападать на старую сумасшедшую?
– Сумасшедшую? – Констебль перевел взгляд с трупа на Лидию. – Что подсказало вам, что покойница была безумной?
– Ее считали сумасшедшей еще в ту пору, когда я была маленькой, – ответила Лидия. – Она была речным ловцом, помнится. Или ее супруг. Частенько она горячо спорила с невидимыми собеседниками. Дети верили, что она кричит на духов утопленников. Раз я даже сама слышала. Насколько помню, спор шел о деньгах.
– Возможно, привидения распекали ее за то, что она выворачивала и опустошала их карманы.
Лидия пожала плечами.
– Все ловцы этим занимаются. Один из дополнительных доходов в этом ремесле.
– Я удивляюсь, как это вы смогли узнать ее. Хотя она пробыла недолго в воде, работенка-то ножом или битым стеклом проделана на славу.
– Я видела ее несколько месяцев назад, когда побывала на Ратклифф, расспрашивая здешних проституток, – пояснила Лидия. – Я удивилась тогда, что она еще жива. Поэтому я обратила на нее внимания больше, чем могла бы в ином случае. Я узнала ярко рыжие волосы и беспорядочную путаницу кос. И темное пятно на запястье. Родимое пятно. Единственное имя, принадлежавшее ей, как мне известно, это Безумная Дорри. Впрочем было еще Доум (главный, голова – Прим. пер.), но ее ли это имя или кличка, имеющая отношение к роду ее занятий на лодке, не могу сказать.
– Все же и это поможет, – заверил Белл. – Нам более пристало называть ее Безумной Дорри, чем Неопознанной Женщиной. Однако не то, чтобы это помогло вам в вашем деле, – добавил он, снова накрывая труп покрывалом. – Это женщина умерла явно до того, как Корали встретила подопечных герцога. Если только вы не сочтете, что имеет какое-то значение, что эта жертва отличается от остальных. – Он поднял взгляд и обнаружил, что говорит сам с собой.
Герцогиня ушла.
– Ваша светлость?
Он поспешил из помещения во двор. Хотя солнце еще не село, вокруг клубился туман, превращая все во мглу. Он позвал, но не получил ответа. Потом услышал шаги по мостовой, приглушенные и быстро удаляющиеся от него.
Немного времени спустя только что возвратившийся герцог Эйнсвуд пытался переварить весьма нежеланные новости.
– В Шедуэлл? – вскричал Вир. – Она оправилась в Ист-Энд одна? Вы что тут, все с ума посходили? Вы что, не видите, что вытворяет Гренвилл? То же самое, что и на Винегар-Ярде. Она думает, что сможет справится с бандой головорезов голыми руками, вооруженная только своими проклятыми карманными часами. Да вдобавок без Сьюзен.
– Гав! – подтвердила Сьюзен.
Вир строго уставился на нее:
– Как ты могла позволить ей уйти, глупая ты собака?
– Лидия ушла несколько часов назад, – ответила за нее Тамсин. – Сьюзен тогда была с Берти. Лидия собиралась отправиться из одного магистрата в следующий. С ней были и кучер, и лакей. Я уверена, она не стала бы совершать ничего опрометчивого.
– Тогда вы единственная прискорбно заблуждающаяся особа женского пола, – заявил Вир. Он вихрем вылетел из библиотеки и бросился через холл к входной двери. Рывком открыл ее, прежде чем это успел сделать для него слуга, и чуть не сбил с ног стоявшего на крыльце констебля.
– Лучше вам принести послание от моей жены, – заявил Вир стражу закона. – И пусть в нем говорится о том, что она мирно сидит в магистрате в Шедуэлле.
– Простите, ваша светлость, – покаянно откликнулся констебль. – Хотел бы я принести вам такое послание, и в том моя вина, что его не имею. Я был с ней. Только я отвел на секунду глаза, как она исчезла. Боюсь, отправилась пешком. Я нашел ее карету, но герцогини там не оказалось. Надеюсь, что кто-нибудь здесь поможет мне сложить головоломку, которую, видимо, решила она.
Если Лидия больше не пребывала в магистрате Шедуэлла, Вир не имел понятия, где ее искать. Он взял себя в руки – по крайней мере, внешне – и пригласил констебля в дом.
Мужчину звали Джозеф Белл. На этой должности он был еще новичком, временно замещая раненного на службе полицейского. Молодой человек приятной наружности получил явно лучшее образование, чем большинство констеблей.
Он коротко рассказал свою историю. По его словам, он был уверен, что ее светлость знала больше о Безумной Дорри, чем поведала ему.
– Она со всей очевидностью выскользнула прежде, чем я смог задать ей еще вопросы, – заявил молодой человек. – Если Корали убила старую женщину – а все указывало на то – мы оба гадали, почему. Меня не оставляет мысль, что герцогиня знала ответ. Я полагаю, старуха угрожала сводне. Знала, где та прячется, возможно, и сделала ошибку, открыв рот. Или угрожала рассказать об этом.