Строгий тон Лидии привлек внимание даже Сьюзен.
– Гав! – подтвердила она.
Надежда испарилась с якобы невинных лиц.
Девочки как по команде обратили умоляющие взоры к Виру.
– Мы не собирались причинить столько хлопот, – оправдывалась Элизабет.
– Мы только хотели быть с вами, – вторила Эмили.
– Да, но сейчас мы, как видите, единодушны, – заявил Вир. – Мы мыслим одинаково, Гренвилл и я, и идеи эти скорее ее, учитывая, что я мужчина, а значит, мыслей у меня не водится.
Его подопечные обменялись обеспокоенными взглядами.
Затем Элизабет сказала:
– Неважно. Мы хотим быть с вами. И неважно, сколь взыскательна тетя Лидия, по крайней мере, она смелая и с ней не скучно.
– Может, она научит нас, как сражаться, – просияв, заявила Эмили.
– Вот уж только не это, – застонал Вир.
– И как курить сигары, чтобы не тошнило при этом, – добавила Элизабет.
– Ни в коем случае! – воскликнул Вир. – Не могу представить более отталкивающее зрелище, чем курящие особы женского пола.
– Тогда почему вы подарили ей одну из своих сигар? – с невинным видом спросила Элизабет.
– Потому что… потому что она не такая, как все. Она просто сумасшедшая. – Он воззрился на девочек. – И я хотел бы знать, откуда вам это известно.
– Из «Сплетника», – ответила Эмили.
– Скандальная газетенка, – ответила Лидия на его непонимающий взгляд. – Ты – вечная тема на ее страницах. Однако у них работают превосходные репортеры. Их сведения обычно точны. Я и сама частенько использую их ссылки время от времени. – Ее задумчивый взгляд обратился к подопечным герцога. – Я не верю в то, что можно оградить молодых женщин от подлинной сущности мира. Что читаю я, могут прочесть и они… но это будет происходить в семейном окружении и обсуждаться. Что касается умения драться…
– Проклятье, Гренвилл.
– Даже юным леди следует познакомиться с основами мастерства, как защитить себя. С приличным сопровождением оно им не требуется – в этом лучшем из возможных миров. Но мир непредсказуем.
Девочки тут же повскакивали с мест и принялись обнимать и целовать герцогиню.
Вир увидел, каким теплом засветились ее глаза.
С ними хлопот не оберешься, и она это знала, и не могла быть счастливее.
Смерть отобрала у его жены материнскую и сестринскую любовь, но она сохранила свое сердце открытым. Она создавала семью для женщин, которые нуждались в ней, молодые и старые. Она построит семью для Элизабет и Эмили и с безграничной теплотой полюбит их, как любит его.
Он не был столь мудр. Потеряв тех, кого любил, он бежал прочь от оставшихся, тех, кого мог бы полюбить. Его обуревала ярость – он понял это несколько дней назад после ночных кошмаров о Робине. Мальчик предал его, умерев, как и Чарли в свое время. И Вир закрылся от него и от всего и всех, кто был с Робином связан.
Впрочем, безумный гнев скорби не единственная тому причина.
Вир понимал, что был трусом. В отличие от его жены, он боялся снова рискнуть. Страшился любви.
Как это свойственно ей, она заставала его врасплох, раз за разом. Подло, исподволь, отказываясь играть по правилам – вот какова ее, любви, работа.
И он, черт возьми, рад тому.
Он ухитрился сотворить обиженное выражение на лице и горестно заявил:
– Ох, как это на тебя похоже, Гренвилл, прибирать к рукам все привязанности вокруг. Мне что-нибудь достанется или это только удел чумных особ женского пола?
– Иди-ка сюда, – позвала она. – Мы поделимся.
Глава 19
Следующая среда застала Диабло на страницах «Аргуса» все еще смертельно истекающим кровью.
Его слуга Пабло, спеша к хозяину, поскользнулся в луже крови, свалился на него сверху и тут же принялся рыдать.
– Тьфу. Пшел вон. Ты, вонючая каналья. – Эти слова исходили от трупа.
От вони Пабло хозяин очухался столь же быстро, словно ему сунули под нос нюхательную соль. И в скором времени выяснилось, что смертоносная ложка прошла на несколько дюймов ниже сердца, и хотя из Диабло кровь лилась, как из резаной свиньи, но до смерти истечь он не успел. Ту капель, которую он слышал в бреду, устроило содержимое бутылки, опрокинутой Мирандой в пылу борьбы.
Если бы она не заехала Диабло в пах, когда воткнула в него ложку, от чего он упал на колени, то он мог бы устоять на ногах и умудрился бы поймать негодницу. А вместо того он грохнулся на землю и на время потерял сознание. В голове стучал молот, бок кровоточил, а уж нижние сферы, наверно, отбили напрочь, но сам-то он был жив. И пребывал в бешенстве.
Лондон возликовал и, с жадностью набросившись, продолжил чтение.
И когда история подошла к своему завершению, тот же Лондон единодушно издал вздох облегчения.
Настоящим злодеем пьесы оказался Орландо, что он и доказал впоследствии. Диабло, как положено всем героям, спас героиню, нашел «Розу Фив» и разделался со злодеем.
И герой с героиней отныне зажили долго и счастливо.
А в Эйнсвуд-Хаузе в библиотеке устроили громкое чтение заключительных глав.
При содействии своего кузена маркиза Дейна ее светлость оказала честь публике, включающей ее мужа, жену Дейна с сыном, Элизабет, Эмили, Тамсин, Берти, Джейнза, а также тех слуг, кому улыбнулось счастье оказаться в пределах слышимости собственных ушей.
Дейн появился в Лондоне и очутился у Эйнсвуд-Хауза в тот самый момент, чтобы стать свидетелем, как безжизненное тело его кузины вносят в дом. Он удерживал и успокаивал Эйнсвуда в углу спальни, пока врач оказывал помощь жене друга. Когда все закончилось, Дейн выскользнул вслед за доктором, оставив Эйнсвуда ссориться с женой.
Следующим вечером Дейн ссорился уже со своей собственной супругой, которая, вопреки указаниям, оставила Аткорт и отправилась с самоубийственной поспешностью в лондонскую резиденцию Дейнов. Она притащила с собой Дьявольское Отродье, потому что, по ее словам, тот беспокоился за своего папочку и завывал так, что хоть «караул» кричи, когда Джессика попыталась уехать без мальчишки.
Сегодня, однако, Доминик на удивление хорошо вел себя. Он тихо и смирно сидел на ковре между Эмили и Элизабет, и, затаив дыхание, слушал увлекательную историю. Даже во время получасового перерыва на отдых, предшествовавшего двум последним главам, он спокойно играл со Сьюзен и позволял девочкам закармливать себя конфетами в количестве, вряд ли шедшем ему на пользу.
Вир не был уверен, понимал ли ребенок эту сказку или его очаровали чтецы. Он боготворил отца, и, само собой разумеется, верил, что все должны сидеть тихо и внимать с благоговением, когда читает папочка. Можно было бы ожидать, что внимание мальчика ослабнет, когда за чтение возьмется кто-то другой.
Однако не тут-то было. Другим же чтецом была Гренвилл, а она ведь не просто читала. Она каждого героя по очереди представляла в лицах, наделяя его особым голосом и манерами. Короче, она играла, хотя клятвенно обещала Виру, что не покинет диван.
Доминик все время сидел на месте, как околдованный, и по окончании громко захлопал в ладоши и кричал «Браво», как все взрослые, потом вскочил, чтобы присоединиться к овациям стоя.
Гренвилл приняла эту дань с глубоким поклоном. И в той же нарочито театральной манере, каковой удостоила герцога Эйнсвуда после своего представления в «Голубой Сове», сняв воображаемую шляпу.
Только сейчас Вир осознал, почему тот поклон так навязчиво отпечатался в его памяти. Он уже видел его точную копию задолго до того, как положил глаз на Гренвилл.
Эйнсвуд лицезрел этот поклон впервые еще школьником в Итоне.
Он повернулся к Дейну, который хмурил брови, глядя на кузину.