Все еще коленопреклоненный, Вир заворожено наблюдал, как соскальзывают на пол ее шелковые панталончики. Она ослабила завязки на нижнем корсаже, и вырез опустился ниже корсета, соблазнительно обнажив грудь точь-в-точь до сосков.
Лидия повернулась, не торопясь, и взялась за столбик обеими руками.
Вир поднялся с колен, но отнюдь не медленно, и мигом разделся догола. Через плечо она наблюдала за ним, изогнув полные губы в легкой дьявольской усмешке.
Он пошел к ней.
– Ты распутница, ваша светлость. Какой же ты стала распутной и испорченной.
– У меня превосходный учитель, – нежно ответствовала она.
Он взял в ладони ее грудь, прочертил дорожку из поцелуев по плечам, спустился по спине. Вир чувствовал, как задрожала от наслаждения любимая, и он задрожал сам, и внутри разгорелось нетерпение.
– Я люблю тебя, – просто сказала она. – Возьми меня вот так.
И прижала свои великолепные ягодицы к его естеству.
Муслин приятно защекотал его вздыбившийся член, сводящая с ума мука вынудила его хрипло рассмеяться. На людях его любимая могла заморозить любого мужчину лишь одним взглядом этих глаз ледяной синевы. Наедине же с мужем она пылала как огонь, как самая распутная из шлюх.
Он задрал ее юбки.
– Вот так, герцогиня? Вот таким образом ты хочешь, чтобы я взял тебя?
– Да, вот так. Поторопись.
И он положил на нее ладонь, распутал шелковые завитки и добрался до влажной сердцевины. «Поторопись», – ведь приказала она, столь же нетерпеливая, что и он.
Он вошел в нее, и брал ее так, как она пожелала, потому что того же самого хотел и он. И она знала это.
Он хотел, чтобы крики страсти, и смех, и слова любви вечно отдавались эхом в стенах этой комнаты. Ведь по природе своей они с женой не были скучными, благопристойными существами, ни один из них. А дерзкими, смелыми и пылкими. Никогда они не славились хорошими манерами и не будут впредь.
И посему любили друг друга, как страстные существа, каковыми и являлись. И упали на кровать, и снова любили друг друга. И снова. Неистово, радостно, шумно, бесстыдно.
И когда, в конце концов, уже лежали без сил в изнеможении, их влажные обнаженные тела сплелись вместе, запах их страсти витал в воздухе, смешиваясь с кроваво-красным с золотом светом садившегося солнца, а звуки их любви, казалось, все еще отдаются эхом в спальне.
– Что ж, теперь будет что вспомнить в старости, чтобы согреть душу, – пошутил Вир. – Вот и повод парню дожить до преклонных лет.
– Уж лучше доживи, сделай милость, – предупредила Лидия. – Иначе найду себе кого-нибудь еще.
– К твоему прискорбию, если попытаешься найти замену, то будешь разочарована, – заметил он. – Я не заменим. Я единственный в мире мужчина, обладающий правильным сочетанием качеств, просто созданных для тебя. – Вир лениво погладил ее грудь. – Можешь таращить на меня свои глазища Баллистеров сколько тебе угодно, но в камень меня не превратишь. Можешь колотить меня, сколько пожелаешь, и не беспокоиться о том, что нанесешь ущерб. Можешь сотворить любого сорта ругательство, какое б не выкинул твой грешный ум, и будь уверена, я с охотой присоединюсь к нему. Ты по натуре смутьянка, Лидия. Дьяволица из рода Баллистеров. И тебе не подойдет никто иной, лишь негодник Мэллори.
– Тогда тебе лучше остаться со мной на очень долгое время, – предупредила она. – Иначе я последую за тобой в загробный мир.
– Да уж, ты сможешь. – Вир засмеялся. – Ты не спасуешь даже в самом адском пекле, где на тебя будут изрыгаться пламя и выть демоны. Впрочем, я сделаю все возможное, что в моих силах, чтобы отсрочить это событие как можно дольше.
– Большего, чем то, что в твоих силах, – подтвердила жена, – я и не прошу.
– Можешь быть уверена, я весьма постараюсь стать одним из Мэллори-долгожителей. – И провел ладонью по ее животу. – Что же касается меня, то мне страшно любопытно посмотреть, что за чудовище мы с тобой сотворим.
Лидия положила ладонь на его живот.
– Мне тоже. Это будет грандиозно, не так ли, – добавила она нежно, – если зачнем дитя в этот день, в наш первый день в этом доме, в этой постели. Дитя, зачатое в любви при свете солнца… – ее губы изогнулись в усмешке. – И совершенно безудержно.
– Дитя будет прекрасным подарком на память, – хрипло согласился Вир.
– Наипрекраснейшим. – Она запустила пальцы в его шевелюру и притянула его лицо к себе. В ее глазах цвета ледяной синевы плясали два чертенка, которых мог увидеть только он.
– Может быть, – прошептала она, – только еще разочек. Я понимаю, что одного раза недостаточно для верности…
Вир поцеловал жену.
– Можете быть уверены, мадам, что я постараюсь из всех сил.
И уж он постарался.
Эпилог
В 1829 году в «Ежегодной Хронике» под заголовком «Рождения, июль» появилась следующая запись: 20. В поместье Лонглендз, Нортгемптоншир, герцогиня Эйнсвуд, сын и наследник.
Будущий герцог, крещенный под именами Эдвард Робин, был первым из семи детей различного пола. Одни из них родились белокурыми с синими глазами, другие темноволосыми с глазами зелеными.
Но все они как один были негодниками.