- Как мы можем быть уверены, что движемся именно по прямой, а не ходим кругами?
- Вешки ставить…
Торвин недовольно помотала головой. Похоже, юнец не осознаёт, что в таком густом подлеске можно пройти в двух шагах от вешки и не заметить её.
- Или идти назад по своим следам, - вяло предложил Нарок.
- Я тоже об этом думаю. В самом худшем случае снова завалимся ночевать на Ёлкину горку.
И, спрятав карту в седельную сумку, Торвин развернула коня.
- Куда мы, Лебёдушка? - удивлённо воскликнул Добрыня, - В другую же сторону шли?
- Моё имя Торвин Валькйоутсен, - холодно произнесла Торвин, - Жаль что ты, Хивэ-миэс*, не в состоянии этого запомнить. Мы возвращаемся.
Добрыня занервничал, заёрзал на облучке.
- Но назад никак нельзя!
- Почему вдруг?
- Да потому, что нет там дороги назад! Говорю тебе добром: идём дальше, как шли, всё будет хорошо.
- Вперёд мы уже шли, мне не понравилось. Погуляли - и хватит, едем обратно, к уважаемой Ёлке, пироги есть.
- Нельзя! - замотал головой Добрыня, - Ход на Еловую горку нам больше не откроется, только выплутаемся неизвестно куда!
- Глупости, - отрезала Торвин, - Разворачивай колымагу.
Вдруг разлепил губы молчавший всё это время дядька Зуй:
- Я полагаю, Добрыня дело говорит. В лесном коридоре следует идти туда, куда он ведёт, а не метаться, как тараканы по горшку.
Брови Торвин свирепо сдвинулись, к щекам бросилась кровь.
- Так! Зуй, ты с обозом своей волей шёл, и дальше можешь катиться, куда твои глаза глядят. А вот этого старого козла мне приказано живым и невредимым доставить к Нерским воротам до начала хляби. И, клянусь Небесной Коровой, я это сделаю, даже если мне придётся связать его и волочить силком!
Нарок с Омелой испуганно переглянулись. Похоже, столь скорое расставание не входило в их планы.
- Ну так и доставляй, как знаешь! - возмущённо воскликнул Добрыня и принялся разворачивать возок.
Очень скоро выяснилось, что Добрыня с Зуем были правы: обратный след обрывался, словно возок, двое конных и трое пеших возникли посреди леса из ниоткуда. Торвин отдала Тууле Нароку и принялась тропить напролом через кусты, однако знакомое еловое редколесье так и не появилось. Несколько раз Торвин меняла направление, пыталась возвращаться на уже пройденные места, но лес точно смеялся над нею, выводя ко всё новым неразведанным уголкам и надёжно пряча следы. Казалось, будто кусты смыкают и сплетают между собой ветви прямо за хвостом Нарокова коня.
- Что, Добрынь, ты хоть сам-то знаешь, куда нас занесло? - тихо, тайком от Торвин, спросил Зуй у торговца.
- Теперь уже нет, - ответил тот, - Ты к этой козе не лезь, пусть сама потыркается, глядишь, научится старших уважать.
- Эк тебя задело… Ты что, готов ночевать рядом с нежитью, лишь бы поморийской дуре нос утереть?
- Нежить - это уж её трудности. Пускай помашет сабелькой, коли ума нету.
- Как стемнеет, трудности будут у нас всех. Или ты заговорённый? Потом, имей виду: хлябь близко. Я-то всяко домой попаду, а вот ты не к змеелюдам ли в гости собрался?
- А ты откуда про нежить знаешь? - подозрительно прищурился Добрыня, - Вроде, когда Ёлка мне про своего Свита рассказывала, все уж спали.
- Все да не все. Мы с Торвин договорились тайком караулить: я до полночи, она - после. И вишь ты - не зря. Чуйка на беду у этой белозорой работает как надо.
- И что, ты так прям и рассказал ей всё, что слышал, про Ёлкина мертвяка?
- Рассказал.
- И поверила?
- Изругала пьянью. Однако жопой чует, что дело неладно и оставаться в лесу нельзя, вот и машет всё утро топором, как наскипидаренная. Для тебя, между прочим, старается.
- А я ей чем могу помочь? Она наших с тобой слов не слушает, мы для неё - суеверные лапотники. Может, хоть нежить вгонит ей ума. По-родственному, так сказать.
Если для Торвин день прошёл в бесконечном поединке с лесом, то для Нарока это был целый день беззаботного, ничем не заслуженного счастья. Омела шла рядом и развлекала его рассказами о своём лесном житье-бытье, а он слушал и ловил себя на том, что порой даже не понимает слов, а просто любуется её голосом, словно пением дивной птицы. Когда же приходила очередь идти в голову обоза и браться за топор, заинтересованный взгляд Омелы заставлял его работать споро и радостно, не чувствуя усталости. Время летело незаметно, и он был весьма удивлён, вдруг услышав, что Торвин командует привал.
- Се риитаа**, - сказала она устало, - Ищем место для ночёвки, пока светло.
Это было не самой простой задачей. Торвин наотрез отказывалась разбивать лагерь в низинах и вблизи кустов, а одновременно и свободное от них, и достаточно высокое место никак не попадалось. Наконец, Зуй пришёл из разведки и сообщил, что набрёл на кое-что годное. Торвин сходила вместе с ним посмотреть, а когда вернулась, велела срочно всем подниматься и идти за ней.
Находка Зуя оказалась и впрямь стоящей. Маленький домик-заимка с колодцем и овином стоял посреди чистой полянки. Видно, в травостав сюда приходили заготавливать сено для коз. Сейчас овин был пуст и вместил в себя, хоть и без особых удобств, всех троих коней. Избушка была тоже тесновата на шестерых, зато в ней имелся очаг, сном же на полу вповалку лесной люд не напугать.
Едва в заросших низинах начали сгущаться сумерки, Торвин всех загнала под крышу. Строго-настрого велев больше не высовываться, она сама проверила и заперла коней, обошла лишний раз вокруг избушки, а вернувшись, старательно прикрыла на засовы окна и дверь. После Тиша запечатала их охранными знаками, начертив перед каждым Дневное Око угольком из очага.
- Нарок, тебе первый караул, - сказала Торвин, и, даже не притронувшись к пирогам, которые добрая Ёлка завернула им с собой, повалилась на лавку спать.
Угомонились в тот вечер быстро: все устали, и разговаривать было не о чем. Только Нарок остался сидеть у порога неподвижной тенью, прислушиваться к звукам ночи за стеной, да Омела, составляя ему компанию, пряла в темноте, прислонившись спиной к его спине. Время текло, словно медленная вода, люди спали, а в лесу шумела обычная дикая ночная жизнь. Нарок повернулся к Омеле, осторожно вынул из её руки веретено и, обняв девушку за талию, притянул к себе. Она не отпрянула, мягко и доверчиво прижалась к нему всем телом. Долго ли они сидели так, расслабленно слушая ночь?
Вдруг Нарок насторожился и шепнул:
- Слышишь?
- Что?
- Слишком тихо. Птицы замолчали.
Быстро, перешагивая через спящих на полу, он подошёл к Торвин, тронул её за руку. Та сразу же открыла глаза. И без слов поняла, что именно встревожило караульного. Осторожно, словно дикий зверь, она обошла дом, прислушиваясь у каждого окна, остановилась возле двери. Над дверной притолокой была узкая щель, заткнутая мхом. Торвин быстро очистила её и приникла к ней глазом, потом поманила Нарока к себе.
- Вот он.
Нарок глянул, и по спине побежали назойливые мурашки. Существо, вышедшее из кустов, внешне напоминало человека, но человеком не было. Оно замерло неподвижно, неловко сгорбившись и подавшись вперёд, словно собиралось шагнуть, но вдруг забыло об этом. Костлявые его плечи бессильно опустились, голова поникла. Живой человек ни за что не остановился бы вот так. А оно - стояло, затапливая окрестности мёртвой тишиной, нелепое, тощее, страшное, с неопрятно растрёпанными длинными волосами цвета пожухлой соломы.
- Что это? - одними губами спросил Нарок.
- Неупокоенный, - дрожа, прошептала ему на ухо Омела, - Они ходят иногда, ищут живую силу. Но ему нас не достать, охранный знак не даст войти. Главное - чтобы он ни к кому не притронулся…