- Ишь ты, - удивился дядька Зуй, - Оказывается, и от кабака польза бывает…
Подбодрённый его словами, Вольник тут же ляпнул:
- Ракшасы, вообще-то, нормальные ребята, не дурнее приоградцев. И выпить умеют. Главное - за карты с ними не садись, в миг разденут до подштанников.
- Во, видал? - заметил Добрыня кисло, - А ты говоришь: польза. Только и есть пользы, что молодняк по этим кабакам дуростей друг от друга набирается.
Дядька Зуй насмешливо прищурил глаз.
- По-твоему, умнее вышло бы, пошинкуй нас всех ракшасья баба в капусту? Ракшасы, конечно, нелюдь, но если мы хотим ходить через их земли, рано или поздно придётся как-то с ними договариваться. И хорошо если за чарочкой, а не в поле.
- Я с ракшаснёй никогда дел не имел, - хмуро отозвался Добрыня, - И начинать не собираюсь. По моему мнению, с ними может быть только один разговор: два вершка стали в глотку.
Дядька Зуй сразу оставил шутливый тон.
- Экий ты, Добрыня, смелый из-за чужих спин. А давай-ка лучше послушаем, что скажут патрульные. Это ведь им в случае чего лезть в драку, пока ты ныкаешься по кустам.
- Никаких указаний вести переговоры с ракшасами я не имею, - строго ответила Торвин, - Зато имею чёткие предписания избегать встреч с ними, а при нападении - любыми средствами защищать от них вверенный мне обоз.
- Так что ж получается, зря парень между вами встрял?
- Нет, не зря. Всем нам следует благодарить Вольника, потому что без его вмешательства вряд ли удалось бы разойтись с ракшицей без потерь. Но в следующий раз предупреждай, прежде чем кидаться мне под копьё.
Последние слова были обращены, понятное дело, к Вольнику. Он с беспечной улыбкой пожал плечами:
- Да некогда там было предупреждать.
Тут Добрыня кинул в него скомканной рубахой и сварливо сказал:
- Оденься, позорник. Будет уже перед девками голым пузом отсвечивать. И вообще, ехать отсюда надо по добру-поздорову, а не лясы точить. Вдруг ракшица вернётся, да не одна?
Торвин коротко кивнула, сделала Нароку знак сменить её в хвосте обоза и легкой рысью двинулась вперёд.
Войдя в Торм, на ночлег устраивались уже в полной темноте, прямо посреди тропы. Кроме торговцев, по ней мало кто ездит даже днём, а другого чистого места под стоянку среди кустов ещё поди поищи.
Когда закончили с ужином, Добрыня уселся выкурить трубочку перед сном. Он невольно залюбовался мирной картиной вокруг: чуть дымил костерок, комарьё нежно звенело над ухом, Каравай на обочине у кустов хрустел засохшей травой. Патрульные лошади, привязанные к возку, жевали овёс из торб. Девушки коротали вечер за пряжей. Зуй привычными движениями, почти не глядя, правил нож, а Торвин, придвинувшись поближе к огню, подтачивала ушко стрелы. Её молодой напарник старательно возил щёткой по бокам своего коня. “А ничего, вроде, хороший паренёк, - с удовольствием наблюдая за ним, подумал Добрыня, - Сразу видно, что дельный народ эти загридинцы, сродни нам, тормалам. Не то что поморийцы беззаконные. Про Белую Лебедь, правда, дурного не скажу, но разве могут у нормального человека быть вот такие вот волосы цвета старой соломы, кожа, как козий сыр, и глаза прозрачные, словно у рыбы? Опять же, баба, а безмужняя, всё по дорогам с копьём мотается… Поморийцы хоть и числят себя людьми, а только наверняка они нелюдского корня. Настоящий человек должен быть цветом, как земля, из которой Творец и слепил первых людей. Этих же, если верить их собственной быличке, корова языком из соли вылизала…”
Мысли Нарока между тем тоже были отчасти заняты поморийкой. Со своего места он хорошо видел и её, и обеих дочерей дядьки Зуя, и потихоньку удивлялся их непохожести. Лесные девушки были какие-то на диво тихие и уютные, их укутанные в платки фигурки излучали мир и покой так же просто, как догорающий костёр - тепло, а лес вокруг - свежие запахи ночи. Торвин же даже на привале выглядела хоть сейчас готовой в бой. “Интересно, - думал Нарок, - Неужели у поморийцев все девки такие?” Он пытался представить себе Торвин чьей-то женой, чинной хозяюшкой дома - и не мог. На коне, с копьём наперевес, в казарме, играющей на горне зорю, на тренировочном плацу, гоняющей до седьмого пота новобранцев, или в бою, рубящей врагов без пощады - сколько угодно. А вот нежно целующей кого-то, в длинном платье, у печи, с малышом на руках - ну не получалось, и всё тут.
А сама Торвин, и впрямь, не спешила расслабляться. Незаметно для окружающих её глаза и уши всё это время чутко сторожили лагерь, и снаряжённый лук лежал рядом с ней, под рукой. Вдруг она быстрым движением подхватила своё оружие, прицелилась куда-то за пределы освещённого костром круга и сказала чуть насмешливо:
- Хватит прятаться. Выходи.
В темноте захрустело. На тропу вылез парень, по виду - из совсем небогатых тормалов. Он вышел к костру, стянул с головы башлык, показав присутствующим молодое, румяное лицо, и, опасливо косясь на Торвин, буркнул:
- Храни вас Маэль и Лунная Дева.
- Малёк, ты? - удивлённо вскинул брови Добрыня, - Чего прятался-то?
- Да так. Интересно стало, услышите или нет. А этот, - Малёк смущённо кивнул в сторону Торвин, - сразу давай за лук хвататься…
- Обычно я не разговариваю с теми, кто подкрадывается в потёмках, - недружелюбно сообщила Торвин, - Но с тобой девка. Пусть тоже выходит.
В кустах снова зашуршало. К костру, действительно, подошла девушка в тёмном платке. Приветливо улыбаясь, она поклонилась Торвин:
- Прости нас, уважаемый, мы с братом не хотели ничего дурного, - и так же почтительно она поклонилась сидящим у костра Омеле с Тишей, - Вечёрка у нас тут нынче, в Кроличьей норе. Пойдёмте к нам, славницы, ежели отец ваш не против.
К удивлению Нарока, дядька Зуй отнёсся к этому подозрительному приглашению на редкость благосклонно.
- А ступайте, позабавьтесь, - сказал он дочкам, - Чего вам со стариками сидеть.
- Благодарствую, - сказала Омела, - Мы с сестрой враз соберёмся.
Девушки живо свернули своё рукоделие, закинули котомки за плечи и радостно потопали с незнакомой девчонкой куда-то в темень и непролазные кусты. А парень, прежде чем последовать за ними, молча поклонился всем сидящим у костра, и напоследок смерил многозначительным взглядом сперва Вольника, а затем и молодого патрульного.
Едва шаги девушек и Малька затихли, Вольник подскочил со своего места, сияя, как медный таз.
- Ыиииих! - воскликнул он, - Вечёрочка! Нарок, айда собираться!
- А действительно, Торвин, - спокойно сказал дядька Зуй, - Не отпустишь ли парня на чуток погулять? Дело-то молодое…
- Так нас же, вроде, не звали, - растерянно захлопал глазами Нарок.
- Эх ты, чудо загридинское, - сказал Вольник доверительно, вынимая у него из рук конскую щётку, - Ты что, девка, что ли, чтобы тебя зазывать? Парни должны такое нюхом чуять и сами сбегаться. Понял? Эй, дядь Добрыня, можно я у тебя из короба бусин гребану?
- Шиш тебе, чучело! - возмутился Добрыня, - Так ступай. Может, хоть со стороны посмотришь, как приличные люди себя держат.
- Не, так - неинтересно, - помотал головой Вольник, - Без гостинцев с девчатами не пообжимаешься!
Добрыня только вздохнул, возведя глаза к небу. Но короб с девичьими гостинцами на всякий случай задвинул себе под ноги.
Заручившись согласием Торвин, Нарок стал собираться на вечёрку. Он провёл пару раз гребнем по волосам, выудил из седельной сумки сменную рубаху, задумчиво потёр ладонью щетину на щеке…
- Не о том беспокоишься, и так красавец. Пойдём лучше гостинцы для девок добывать, - заявил Вольник, и, ухватив его за руку, поволок куда-то через кусты.
Очень скоро они вышли в то самое место, где недавно поили коней - на пологий, заросший камышами берег Ночь-реки. Нарок подумал сперва, что Вольник просто хочет смыть с себя пыль и пот, прежде чем идти в гости, но тот полез в воду совсем за другим. Быстро скинув с себя всю одежду, он сунул её Нароку в руки, дал ему заодно свёрнутый фунтиком лист кувшинки, велел держать крепко, а сам принялся нырять. Раз за разом он доставал со дна какие-то мелкие камешки, просматривал их, отмывал водой в горсти. Потом оставшееся складывал к Нароку в лист и снова лез в воду… Между тем в тучах приоткрылось окошко, в него выглянул любопытный круглый глаз Девы Луны. В его свете Нарок рассмотрел повнимательнее содержимое листа - и даже присвистнул от удивления: в фунтике уже лежали восемь чистых, прозрачных камней из тех, что на его родине называют княжьим камнем, а здесь, в лесу кличут этловой слезой. А ещё - целая горсть других красивых камешков, синих, розовых, фиолетовых…