— Гейб, — опустившись на колени, шепчу я. Когда меня наполняет понимание происходящего, сердце покрывается ледяной коркой, а кровь рискует взорваться в моей голове. — О, мой Бог.
Внезапно меня ослепляет белая молния и врезается мне прямо в колени. Я оказываюсь, окутанная холодным, белоснежным туманом. Ощущение такое же, как когда-то, в далеком детстве, мы отправились на прогулку на лодке по Ниагаре. Туман настолько густой, что невозможно хоть что-нибудь разглядеть. Я крепче сжимаю руку Люка, но чувствую, как она начинает выскальзывать из моей руки.
Туман начинает подниматься и потрескивать, будто лампы накаливания и тут я очутилась на коленях в гостиной дедушки, Люк рядом со мной.
Чувствую головокружение и дезориентацию, потому что ужас сцены в ущелье сменяется уютным, знакомым для меня домом дедушки. Невероятно утешительный, переливчатый голос заставляет мое сердце биться сильнее, потому что, подняв голову, я вижу свою бабушку. И понимаю, что должно быть умерла. Белые полосы в ее русых волосах кажутся сияющими, покрывая ее красивое лицо туманным блеском, а от теплой улыбки вокруг ее сапфировых глаз собираются морщинки.
— Бабушка! — Я подскакиваю с пола на кушетку, обхватив ее за шею.
Она обнимает меня, и я вспоминаю ее: теплую, мягкую и пахнущую сладкой смесью персиков и легким ароматом дедушкиного табака.
— О, дитя мое, — говорит она, отстраняясь. — Расскажи мне все.
Я сажусь ближе к ней.
— Я умерла? Откуда ты здесь?
— Нет, дитя. Ты не умерла. Я здесь, потому что ты позвала меня.
— Я … — И тут я начинаю вспоминать. Мой крик «О, мой Бог» — это и было зовом. Я поднимаю голову и смотрю на нее. — Мне нужно поговорить … с Господом. — Я чувствую себя немного глупо, говоря это вслух, и щеки горят. Когда я смотрю на Люка в поисках поддержки, то нахожу его все еще стоящим на коленях, склонившим голову, это точно никак не добавляет мне храбрости.
Ее знающая улыбка сияет, словно солнце, согревая меня и мое ноющее сердце.
— Что ж, говори.
— Не могла бы ты сказать ему…
Она поднимает руку, нежно кладет ее на мое лицо, и вдруг я чувствую это, — Гейб делал точно также. Я закрываю глаза и откидываю голову назад, меня наполняет то же самое ощущения покоя, которое я получала от него. Но также чувствую, что это и есть источник покоя. Одновременно удивительно сильное и невероятно нежное.
Рай.
— О, мой … — распахнув глаза, я смотрю на бабушку. — … Бог?
Глава 23
О, мой Бог.
Фрэнни
Она подмигивает мне, и Ее глаза блестят, живые с состраданием, любовью, надеждой, когда Она кивает.
— Неужели моя бабушка и есть Бог? — растерянно спрашиваю я.
— Дитя мое, я принимаю форму, которую выбираешь ты сама. Итак, о чем же все-таки ты хотела со мной поговорить?
Какое-то время я просто тупо смотрю на стену, пытаясь осмыслить услышанное.
— Бог — это и есть моя бабушка, — снова повторяю я, пытаясь принять этот факт.
— Бабушка каждого — это тот же Бог, — говорит она.
Я глубоко дышу и пытаюсь вспомнить то, о чем я хотела с ней поговорить.
— Я…не могу думать, — когда я смотрю на Нее, снова начинаю моргать.
— Возможно, тебе бы стало легче, если бы я приняла другую форму? Это может быть все что угодно.
— Нет! — кричу я, не желая, чтобы бабушка уходила.
Она смеется так же, как делала, когда я в детстве пыталась стащить ложку теста для печенья, а она отворачивалась, делая вид, будто ничего не видит. Она нежно берет мою руку в свои.
— Дитя мое, ты что-то хотела от меня.
Закрываю глаза, чтобы хоть немного успокоить свои расшатанные нервы, потом открываю и начинаю произносить слова так, словно тщательно перед этим репетировала.
— Что, если Люцифер хочет вернуться на Небеса?
— Это очень большое «если», — говорит Она спокойно.
Я киваю.
— Очень большое. Но думаю, что это правда. — Я ловлю себя на том, что если буду мямлить, это не сработает. — Нет. Я знаю, что это правда. Он изменился. Он хочет прощения.
Она подносит палец к своему носу и немного надавливает на него.
— Ты так уверена в этом?
Кулон дернулся на моей груди.
— Да.
Какое-то время Она просто внимательно смотрит на меня, такие мне знакомые морщинки беспокойства пересекают Ее лоб, от этого мое тело начинает дрожать. И тут я начинаю понимать — как же сильно я запуталась. Кулон вспыхивает на моей груди — сейчас он кажется мне каким-то темным и грязным. Боже, как же я не хочу, чтобы Бабушка заметила его… увидела, что он у меня.
— Я не знаю, что мне делать. — Мои слова звучат, как мольба и я даже не понимаю, что плачу, пока Бабушка не поднимает руку и не вытирает с моего лица слезы.
Она поднимается с дивана и подходит к столу рядом со стареньких креслом моего дедушки, где он держит свою трубку.
— Ты сама должна решить, как поступить, — говорит Она, задумчиво улыбаясь и нежно поглаживая пальцами трубку дедушки. — И сила, которая есть у тебя — только твоя. — Добавляет она, задерживая на мне взгляд и постукивая пальцами по груди, именно в этом месте у меня на шее висит кулон. — У тебя огромный потенциал, но то как его использовать — решать тебе.
— Значит…ты бы позволила Ему вернуться?
— Моя дорогая девочка, — я содрогаюсь, услышав такие знакомые слова из уст Бабушки. — На протяжении веков у Него была возможность вернуться.
— Серьезно? Он может вернуться? Вот так просто?
Но ее грустная улыбка говорит как раз об обратном. Которая лишь подтверждает, как я ошибалась. Моей целью было не просто убедить Бога вернуть Люцифера домой.
— Что Ему нужно сделать для того, чтобы вернуться?
— Прощение — это ключ ко всему, но прощение может быть дано только тем, кто этого на самом деле желает.
«Прощение — вот ключ ко всему». Не так давно, эти же слова говорил мне Гейб.
— Гейб! — я начинаю задыхаться. — Я подвергла его опасности, заставив думать… — Я всхлипываю и роняю голову. Какой же дурой я была, использовав свое Влияние для того, чтобы убедить его в благих намерениях Люцифера. Как же легко Ему удалось убедить меня?
— Гейб…он …?
Она подходит ко мне и нежно поглаживает мою щеку.
— Его невозможно убить, но он изменился — он уже не тот Габриэль, которого ты знала. — Ее рука ложится на плечо Люка, который все так же стоит на коленях на коврике. — Поднимись, сын мой.
Люк встает, но все так же не поднимает на Нее глаз. Беру его за руку, но он не сжимает ее в ответ. Его рука просто лежит в моей.
Она переводит взгляд на меня.
— В одном Люцифер не ошибся. На самом деле нужно выровнять баланс, и только ты можешь это сделать … с небольшой помощью. — Добавляет она, сжимая плечо Люка.
— Как?
— Люцифер может управлять Адом, но Он его не создавал.
— Я не понимаю.
— Он самопровозглашенный правитель Бездны, и начал руководить тем, чем никогда не должен был. — Ее взгляд смягчается, когда рука снова гладит мою щеку. — Фрэнни, ты понимаешь истинную цель Ада? Почему я создала его?
— Наказать смертных, которые грешили при жизни?
Строгое выражение лица делает Ее гораздо старше. Она медленно качает головой, когда, все еще не поднимая головы, Люк произносит: — Чтобы искупить души на Небеса через покаяние.
Улыбнувшись, лицо Бабушки прояснилось.
— Это правда, молодой человек.
— Я думала, для этого есть Чистилище, — смущенно говорю я.
— Чистилище, — произносит Она, — место, где освящаются души перед тем, как попасть на Небеса. Туда попадают люди, которые умерли в благодати и отмеченные Небесами, поскольку само название говорит об очищении грехов и их предубеждений, подготавливая к вечной жизни в Царстве. Эти души уже связаны с Небесами. Однако души, попавшие в Ад, могут сами выбрать, остаться там или же заработать себе дорогу в Чистилище. — Она делает паузу, поднося палец к виску. — По крайней мере, так оно должно работать. — Она поворачивается к Люку. — Итак, молодой человек, ты помнишь, хотел ли Люцифер хоть когда-нибудь отдать душу Небесам?