– Сделаю! – отозвался Дмитрий и добавил негромко: – Остался последним, значит, буду первым…
На левом фланге турецкой линии горело уже несколько вражеских судов, но справа – там, куда не дошли первые два брандера, – турки продолжали яростно огрызаться. Ильин не стал повторять путь капитан-лейтенантов Дугдаля и Маккензи, пытавшихся зайти из-под берега, не пошёл он и туда, откуда не вернулся мичман Гагарин. Пройдя под кормой «Ростислава», лейтенант круто развернул своё судёнышко влево и повёл его вдоль линии неприятельских кораблей, уповая на быстроту и неожиданность своего маневра. Дмитрий выбрал целью крупный линейный корабль, стоявший носом к выходу, – его можно было атаковать, не рискуя попасть под сокрушительный бортовой залп. «А и накажу я басурман за ошибку, – думал лейтенант, управляя брандером, – вот ужо…».
Ядра с шипением плюхались в тёмную воду, однако ни одно из них не попало в цель – смелых удача любит. Брандер с разгону притёрся с носа к левому борту неприятельского судна – плотно, словно пуля, загнанная шомполом в ружейный ствол. Наверху что-то орали турецкие матросы, сверкали вспышки ружейных выстрелов и по палубе брандера щёлкали пули.
– Поспешай, братцы! – крикнул лейтенант своим, но те и сами знали, что и как надо делать. Боцман поджигал фитили, а двое дюжих матросов стучали деревянными молотками, помогая Дмитрию прикрепить к борту турецкого корабля «каркас» – особый зажигательно-разрывной заряд. Они прибили «каркас», а боцман поджёг пороховую дорожку и швырнул в трюм брандера горящий факел.
– Всё, – выдохнул Дмитрий. – Уходим!!!
Они слетели в шлюпку, привязанную под бортом готового взорваться брандера, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Гребли так, что сгибались вёсла, а чёрная вода за бортом уже не плескалась – она кипела.
– Стой! – скомандовал вдруг лейтенант. – Суши вёсла! Сейчас…
Ильин не ошибся. Грохнул сильнейший взрыв, и атакованный ими корабль вспыхнул, разваливаясь на куски. И один за другим вспыхивали другие неприятельские корабли, щедро осыпанные разлетевшимися горящими обломками. Вода за бортом уже не была чёрной – она стала багрово-красной…
…Взрывы продолжались всю ночь. Русские корабли, прекратившие огонь с началом атаки брандеров, вновь возобновили стрельбу. Около двух часов ночи взлетели на воздух два турецких корабля, через полчаса – ещё три. К этому времени в бухте пылало свыше сорока судов – пожары слились в сплошное огненное море. Затем за полтора часа – с четырёх до половины шестого – взорвались ещё шесть линейных кораблей. А в седьмом часу прогремел взрыв, по силе превосходивший все предыдущие – это одновременно взорвались еще четыре корабля. К восьми часам утра взорвались и остальные, более мелкие суда. Взошедшее солнце осветило жуткую картину: вода в бухте, ставшей могилой для одиннадцати тысяч турецких моряков, представляла собой густую смесь пепла, грязи, обломков и крови…
Турецкий флот погиб полностью – в Чесменской бухте сгорели пятнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов и около пятидесяти мелких судов. Линейный корабль «Родос» и пять галер достались победителям в качестве трофеев. Недаром на медали, выбитой в честь этой победы (ею были награждены все участники сражения), на одной стороне изображен погибающий турецкий флот, а на другой – отчеканено одно лаконичное слово: «БЫЛ».
Телефонный звонок спугнул вязкую ночную тишину и вернул Дмитрия из прошлого в настоящее. Он закрыл книгу с белокрылым фрегатом под андреевским флагом на обложке и снял трубку.
– Помощник дежурного по училищу курсант Ильин слушает!
– История полна мифов, – красивым, как у артиста, голосом вещал седовласый человек, сидевший во главе длинного стола. – Бороться с мифотворчеством необходимо, но, – он тяжело вздохнул, – занятие это крайне неблагодарное. Людям нужны мифы, они за них цепляются изо всех сил, особенно если в реальной истории на самом деле не было ничего такого, чем можно гордиться.
В большой комнате – вернее, в маленьком зале, – находилось человек тридцать, и все они молчали, слушая седовласого. Дмитрий тоже слушал, и очень внимательно: человек этот говорил складно, вот только содержание его речи с каждой минутой нравилось Ильину всё меньше и меньше.
– Принято считать, что монгольское нашествие было страшным бедствием для Руси, но на самом деле никакого ига не было: монголы прекратили княжеские усобицы, установили разумную дань, и под властью Золотой Орды Русь спокойно развивалась и набирала силы. Да, во время нашествия Батыя имели место жертвы и разрушения, однако не большие, чем при внутренних распрях удельных русских князей. И к тому же в большинстве случаев действия монголов были просто реакцией на убийство русскими ордынских послов и на попытки бессмысленного сопротивления. Русь следовала в русле ордынской политики, и на Куликовом поле князь Дмитрий, непонятно за какие заслуги прозванный «Донским», бился не за свободу и независимость Руси, а за интересы хана Тохтамыша, боровшегося за власть. И тем не менее, нас учили в школе совсем другому пониманию этих исторических событий.
«И на кой хрен я сюда пришёл? – подумал Ильин с нарастающим раздражением. – Не надо было этого делать…». Он покосился на сидевшую рядом с ним Яну и вздохнул. Лучше бы они не сидели сейчас здесь, а лежали, обнявшись, на диване в комнате Дмитрия, сняв ненужные тряпки, – стоило из-за этой бодяги удирать в самоволку. Да, пятикурсники, «годки на флоте» (по неписаному, но строго соблюдаемому статусу), пользовались определёнными привилегиями, однако злоупотреблять ими не следовало: можно подгадить себе перед самым выпуском. Ради пары часов жарких яниных ласк ещё можно было рискнуть, а ради этой вот не слишком понятной тусовки…
Яна давно зазывала его на литературные чтения, которые она посещала, – мол, у нас так интересно! Дмитрий отнекивался, ссылаясь на нехватку времени, и усилия девушки так и остались бы напрасными, если бы не одно «но»: курсант Ильин в редкие свободные часы писал морские рассказы и очерки, и Яна соблазнила его перспективой выйти на издательства и увидеть свои труды напечатанными.
– Или возьмём другой миф – о великом полководце Суворове. Не был он никаким великим, да и полководцем-то был весьма посредственным. Кого он побеждал «не числом, а умением»? Турок, не знавших передовой европейской стратегии и тактики и сражавшихся беспорядочной толпой, почти безоружных польских повстанцев да мужиков-пугачёвцев! А когда в Италии Суворов столкнулся с французами, то вынужден был бежать в Альпы, бросая артиллерию и обозы. Но – миф о «великом полководце» очень живуч.
Докладчик сделал эффектную паузу, отхлебнул пива и закурил очередную сигарету. Аудитория безмолвствовала, почтительно внимания.
«Как это так? – недоумевал Дмитрий. – Это что же получается: Куликовская битва – миф, и Суворов – тоже миф? И ничего такого не было? Может, не было и победы при Чесме, и не было лейтенанта Ильина? И вообще нет ничего, чем можно было бы гордиться?».
Похоже, Яна почувствовала настроение парня – они всё-таки были вместе почти два года – и обеспокоено на него посмотрела. Дмитрий промолчал.
– А если говорить о мифах двадцатого столетия, – продолжал между тем седовласый, – то их количество вообще не поддаётся учёту, особенно мифов советского периода нашей истории. Событий, освещение которых нашей историографией хоть как-то соответствует действительности, ничтожно мало, а всё остальное – результат мифотворческого официоза, которому позарез были нужны все эти герои-челюскинцы и герои-панфиловцы. Впрочем, советские лидеры не были новаторами – у них были предшественники. История геройского подвига крейсера «Варяг», например, – это миф, выдумка от начала до конца, продукт пиара. Царское правительство остро нуждалось в раздувании военной истерии и ура-патриотизма, и ловкий царедворец Руднев, командир «легендарного» крейсера, хорошо подыграл царю-батюшке. А на самом деле…