Выбрать главу

Серёжа решил не задавать лишних вопросов и приступил к делу.

— Володенька, а что в них? — спросила мама.

Её голос дрожал так, будто она боялась услышать ответ.

— Три миллиона, — ответил я. — Та малая компенсация, которую они могут себе позволить.

Аня подхватила маму под руки, чтобы та от удивления не потеряла сознание.

— Всё хорошо, мама, Аня, — успокоил я женщин. — Тёмные времена Беловых закончились. Теперь наша жизнь кардинально изменится.

— Мы… Можем идти? — аккуратно спросил меня Серебряков.

— Можете, — ответил я. — Но перед этим последнее указание.

— Что… будет угодно? — выдавил из себя Семён Андреевич.

Ему было ой как непросто привыкнуть быть подчинённым. Ничего, пусть входит в новую роль. Заслужил.

— Один миллион рублей вернётся к вам, — сказал я.

Серебряковы заулыбались так, будто я сделал им самый лучший подарок.

Но я поспешил их разочаровать.

— Ваша семья ведь владеет многими строительными компаниями, верно? — продолжил я. — Используйте этот миллион на реставрацию нашего особняка. Я хочу, чтобы уже завтра вы приступили к работе.

Глупые ухмылки исчезли с их лиц. Они понимали, что больше им меня не обмануть. И даже с ремонтом не накосячить по собственной воле. Удобная штука — эти клятвы.

— Как будет угодно, Владимир Алексеевич, — неохотно ответил старший Серебряков.

И на этом этот безумный день подошёл к концу.

Этим вечером мы праздновали безоговорочную победу. Вражда с Серебряковыми была окончена, и Беловы, наконец, обрели свободу. Такого пира у нашей семьи не было уже давно. А, может быть, и никогда.

Впервые мама с сестрой не горбатились у плиты, чтобы накормить родню. Я решил, что по такому поводу мелочиться не стоит, и оплатил услуги повара, что работал в одном из ближайших ресторанов.

Сытые и уставшие от переживаний мама и Аня уснули раньше всех. Мы с Сергеем ещё долго сидели на веранде и разговаривали о жизни и о дальнейших планах.

Я не стал посвящать его во все свои амбициозные идеи, хоть таковых у меня было очень много.

В первую очередь я собрался разделить полученную сумму на три равные части. Миллион — на ремонт дома. Ещё один — на личные сбережения и прочие траты семьи. И, наконец, последнюю треть я был намерен вложить в развитие своего дела.

Мы с Бродским заложили добротное, хоть и крайне новичковое начало новой алхимической промышленности. Но этого мне было мало. Это дело нужно было сделать чем-то большим. Чем-то, что захватит умы всех людей в Санкт-Петербурге. А быть может, и за его пределами.

Но мысли об этом я решил отложить на потом.

— Володь, я должен поблагодарить тебя, — неожиданно заявил Сергей, прервав нашу с ним мирную беседу.

— Даже не думай, — отмахнулся я. — Я — не чужой человек. Я — твой старший брат и глава нашего рода. То, что я сделал сегодня — было моим долгом.

— И всё же, Володь, спасибо, — повторил Сергей и улыбнулся. — Ты не представляешь, как я горжусь тем, что у меня есть такой старший брат.

Я не смог ничего ему ответить, поскольку всего меня переполнили трепетные чувства. Я был по-настоящему счастлив. Эта семья стала мне тем недостающими звеном, которого мне всегда не хватало.

В рядах ордена, в этой бесконечной мясорубке я никогда не испытывал ничего даже близко похожего на это. Это что же получается?

Семья важнее ордена?

Да. Похоже, так оно и есть. Но цели ордена важнее всего прочего. Потому что оттого, достигну я их или нет, зависит судьба моей семьи и всего мира.

Допив чай, мы с Сергеем разошлись по своим комнатам и крепко уснули. Сквозь сон я ещё долго слышал, как Гаспар и Теодора о чём-то мирно переговаривались на крыше у моего окна.

После напряжённых месяцев борьбы и адаптации в новом мире, наконец настала идиллия.

На следующий день я с утра отправился в академию. Осенние выходные заканчивались, и через сутки вновь должна была начаться учёба.

У массивных ворот своего учебного заведения я встретил того, кого меньше всего ожидал увидеть этим утром.

Павла Мясникова.

Он медленно брёл навстречу мне, и, кажется, даже не замечал, что перед ним стоит человек, который пару дней назад лишил его всего.

Мясников выглядел осунувшимся и поникшим. Меня Павел заметил лишь тогда, когда мы с ним поравнялись.

— А… Белов? — вяло произнёс он.

Его лицо не выражало никаких эмоций.

— Здравствуй, Павел, — холодно поприветствовал его я.

— Ты постарался на славу, Владимир, — горько улыбнувшись, сказал он. — Прошло уже три дня, а моя магия так и не вернулась. Твои щиты уничтожили всё, что у меня было.