Так, этот спектакль пора заканчивать!
— Слушай, ты с какой стати решил, что мы с тобой можем общаться, как старые приятели? — бросил Павлу я. — Либо объяснись, либо иди куда подальше. Меня твоё присутствие совсем не расслабляет, если ты ещё не понял.
Мясников встал рядом со мной, почти вплотную. Похоже, он не хотел, чтобы кто-то из студентов услышал наш разговор.
— Я благодарен тебе, Владимир. Вот и всё, — сообщил он.
В этот раз я даже удивления скрывать не стал. Так и застыл на мгновение с вытянутым лицом.
— За какой из пяти перечисленных пунктов? — поинтересовался я. — За личную неприязнь?
— За первый, — коротко ответил он. — Не знаю, как ты лишил меня магических способностей, но в процессе тебе удалось сделать кое-что важное.
— Конкретнее, Павел, — поторопил его я. — Скоро занятие закончится, а вместе с ним — и наш разговор.
— Я не стану оправдываться, но… — Павел опустил глаза. — Во мне была частичка тёмной магии.
Невооружённым глазом было заметно, что Мясникову это откровение давалось не просто. Он действительно не лгал мне, уж на этом этапе его враньё я точно бы раскусил.
— Я слышал, что род Мясниковых уже давно ходит на грани между тёмной и светлой магией, — вспомнил я.
«Светлой» магию называли условно. Правильнее было бы сказать: «между тёмной и очищенной». Но орденские понятия Павлу было знать незачем.
— Слухов про нас ходит много, и половина из них правдивы, — кивнул Павел. — Может, мне и не стоит рассказывать тебе об этом, но я всё же скажу. В нашей семье практикует иной ритуал очищения. Не такой, как в других дворянских семьях. Мясниковы именуют его ритуалом омовения. Если говорить простым языком — ритуал неполного очищения.
— Помыть правую руку, но не помыть левую? — нахмурился я. — Не очень-то гигиенично, на мой взгляд.
— Шутки шутками, но так оно и есть. Моя магия проснулась, когда мне было четырнадцать, — произнёс Павел. — Отец сразу же поставил блок на полное очищение, и часть скверны так и осталась в моей крови.
— Это объясняет, почему ты вёл себя, как конченый психопат, — сказал я.
— Что было — то было, — согласился Павел. — Но ты каким-то образом стёр тёмную магию вместе со всем моим запасом маны. Я месяц восстанавливался в санатории, и лишь неделю назад мою магию удалось вернуть. За это время я многое переосмыслил. Скажем так, на больничном отдохнуть мне не удалось. Я сутками вспоминал прошлого себя и… Сильно себя корил.
— Чтобы ты понимал, Павел, я верю твоему рассказу, — перебил его я. — И даже в какой-то степени сочувствую. Но всё же не могу понять, зачем ты мне это рассказываешь.
— Ты сам попросил объясниться! — воскликнул Павел.
— Да, но это не объяснения. Это — исповедь, — подметил я. — И ты выбрал в качестве слушателя своего старого врага.
— Потому что перед тобой я чувствую больше вины, чем перед другими. За прошлый семестр я столько раз досаждал тебе… И на то не было ни единой причины. А вместо того, чтобы убить меня, ты взял и очистил мой разум от этой скверны!
— Поверь, я это сделал не специально, — ответил я. — Желания тебя убить у меня было куда больше. И той ночью в Закрытом Клубе этим бы всё и закончилось, если бы вражеский род не похитил мою сестру. Считай, всё это — просто удачное для тебя стечение обстоятельств.
— И всё же я благодарен тебе, — Павел протянул мне руку. — Прими мои извинения, Владимир Белов, и помни, что я твой должник.
Вот уж действительно неожиданный поворот судьбы.
Мой главный враг в стенах академии стал моим должником. Всякое было в моей жизни, но чтобы кто-то благодарил меня за избиение и прилюдное унижение? Это что-то новенькое.
— Хорошо, — решился я и пожал Павлу руку. — Извинения приняты. В должниках у меня ходить не надо. Пусть лучше нас больше ничего не связывает.
Павел улыбнулся. И впервые на его лице появилась обычная человеческая улыбка, а не хищный оскал.
За спиной Мясникова будто из земли вырос Бродский. Николай положил ладонь не плечо Павла и грозно произнёс:
— Ну-ка отошёл от моего друга, комар хренов!
Павел молча посмотрел на Николая, затем сдержанно кивнул мне и ушёл в другой конец зала.
— Ты опоздал, Коля, всё уже порешали без тебя, — сказал я.
— Нет, ну ты видел, как я его! — возбуждённо воскликнул Бродский.
— Кого? Ковтунова или Мясникова? — уточнил я.
— Обоих! — заявил Николай и насупил брови. — Одного руками, другого словами. Ух… Сегодня я чувствую себя непобедимым.
— Коль, ты чем себя накачал? — тихо спросил я. — Ты сам на себя непохож. Это от какие же побочки тебя так приложили?