– У меня важное дело, – сказал Римо и передал ей услышанное от Смита.
– Но Тохала Делит сказал, что не обнаружил никакой взаимосвязи.
– Зава, а где был сам Делит во время войны?
– Во время какой войны?
– Второй мировой.
– Эго знают все – он прошел через ужасы и пытки. Треблинка!
Римо выслушал это и, смакуя каждое слово, произнес:
– Я так и думал.
– Значит, я была права, – отозвалась Зава. – Значит, все же что-то происходит...
– И самое подходящее время для этого – ваш день четвертого июля или как там у вас это называется.
– Мы должны выяснить, что они задумали, – сказала Зава. – Римо, встречаемся у дома Делита. – Она продиктовала адрес и положила трубку.
– У тебя все-таки нездоровый вид, – заметил Чиун. – Может, дело в воде?
Но Римо не позволил Чиуну подмочить свой энтузиазм.
– Игра началась, Ватсон, – сказал он. – Не желаете ли принять участие?
– А кто такой Ватсон? – осведомился Чиун.
Глава пятнадцатая
Тохала Делит жил в пригороде Тель-Авива, в небольшом кирпичном домике с обширной библиотекой, удобной гостиной, маленькой спальней, уютным крылечком и ванной.
Когда Зава подъехала к дому, на ступеньках уже сидели Римо и Чиун и читали какой-то листок. Вид у них был довольный, но низ брюк Римо был запачкан. На Чиуне было кроваво-красное кимоно с черными и золотыми кругами.
– Как вы ухитрились попасть сюда так быстро? – удивилась Зава. – Я мчалась сломя голову.
– Бежали, – просто сказал Римо. – Мы бы добрались и быстрее, только Чиун пожелал переодеться.
– Я давно не надевал свое беговое кимоно, – отозвался Чиун, – и хотя городок ваш маленький, я решил не упускать такой возможности.
Зава выскочила из джина и подбежала к ним.
– Он дома? Где Делит? – спросила она.
– Его нет, – сказал Римо, не отрываясь от листка бумаги, который был у него в руке.
– Что это? – спросила Зава, указывая на листок.
– Поэма, – ответил Чиун.
– Вся ванная оклеена ими. Эта показалась нам самой интересной, – пояснил Римо.
– Я просил его отобрать что-нибудь получше, но куда там! У него начисто отсутствует вкус, – сказал Чиун.
Зава принялась читать вслух:
Оттуда, где слышен хамсина вой,
Скоро повеет большой бедой.
Расколется вдруг земная твердь,
Неся всем израильтянам смерть.
Головы полетят долой —
Устроит стервятники пир горой,
Мертвую плоть терзая жадно.
И будет вокруг угарно и смрадно,
И сгинут с лица земли города,
Чтобы уже не восстать никогда.
Гитлера призрак доволен станет,
Когда все еврейство в прошлое канет,
Пока что смерть таится в песках,
Но неизбежен евреев крах!
– Он задумал взорвать атомную бомбу! – воскликнула Зава.
– Я это вычислил, – сказал Римо.
– Вычислил! – фыркнул Чиун. – А кто прочитал тебе поэму?
– Что делать, если я не знаю иврита?! Кроме того, ты ее отредактировал. Я что-то не помню строки «головы полетят долой». Там, кажется, было, «тела расплавит смертельный зной».
– Образ показался мне неубедительным, – сказал Чиун. – Я решил немного улучшить текст.
– По-твоему, получилось лучше?
– Погодите, – вмешалась Зава. – Нельзя тратить время зря. Мы до сих пор не знаем, где он вознамерился взорвать бомбу. У нас есть установки в Синае, Хайфе, Галилее...
– Сколько у вас достопримечательностей! – усмехнулся Римо.
– Ничего смешного тут нет! – воскликнула Зава. – Он же задумал взорвать весь Израиль!
– Ладно, – сказал Римо, вставая, – но истерикой делу не поможешь. Слушайте, в поэме говорится с хамсине и смерти от песков. Пески означают пустыню. Это ясно. Но что такое хамсин?
– Гениально! – сказал Чиун.
– Элементарно, Ватсон, – отозвался Римо.
– Хамсин – восточный ветер из пустыни Негев, – пояснила Зава. – Он, похоже, решил отправиться на установку возле Содома.
– Я сразу мог это сказать, – вставил Чиун.
Римо скорчил рожу Чиуну и быстро произнес:
– Зава, найди Забора...
– Забари.
– ...и встретимся у Мертвого моря.
– Ладно, – сказала Зава, вскочила в джип и укатила на большой скорости.
– Детективная работа, оказывается, куда легче, чем я думал, – признался Римо.
– Гениально! – откликнулся Чиун со ступенек. – Твоей мудрости поистине нет предела! Ты не только позволил этому четырехколесному сооружению уехать без нас, но ты еще стоишь и радуешься своей гениальности. Радоваться, не имея на то оснований, – значит утратить связь с реальностью. Ну как такой человек может быть хозяином положения?!