— Израиль процветал как нация пастухов и земледельцев, торговцев и воинов, поэтов и ученых.
— И скупцов, — добавил азиатский голос с одного из задних мест.
Римо удалось убедить Чиуна в целях простоты передвижения ограничиться лишь двумя из четырех лакированных сундуков.
Поэтому Римо пришлось затаскивать в автобус «Аэропорт — Тель-Авив» только два сундука, поскольку старик кореец наотрез отказался поместить их на крышу, вместе с багажом других пассажиров. Когда ему предложили сдать багаж, он только фыркнул:
— Багаж! Багаж? Неужели золотые пески — всего-навсего пыль? А кудрявые облака — дым? А голубые небеса — черная бездна?
— Ну хватит, — устало произнес Римо. Он сидел, зажатый двумя прыгающими чемоданами, а старый автобус пробирался по извилистым улочкам предместий Тель-Авива.
Чиун сидел позади Римо. Только они двое сидели ровно, в то время как прочие пассажиры подпрыгивали вверх и вниз вместе с сундуками Чиуна.
— Да, тут все пришло в запустение, — проворчал Чиун, глядя в окно.
— В запустение? — удивился Римо. — Ты только посмотри хорошенько. Всего несколько лет назад тут была пустыня. Пыль и песок. А теперь — плодородная земля, жилые дома.
— Во времена Ирода здесь стояли дворцы, — пожал плечами Чиун.
Римо оставил реплику без ответа и уставился в окно. Правда, чемоданы прыгали и мешали наслаждаться пейзажем, но, так или иначе, ему удалось составить себе хотя бы представление о том, что такое Тель-Авив.
Разговоры на иврите смешивались с ароматом только что поджаренных кофейных зерен и звуками американского рок-н-ролла. Выкрики арабских торговцев сочетались с запахом оливкового масла, на котором что-то жарилось, и вареной кукурузы, которую готовили тут же на жаровне.
С другой стороны автобуса донеслось нестройное пение хором — мимо проехал военный грузовик с солдатами. То здесь, то там раздавались оживленные словесные перестрелки: из-под навесов уличных кафе, из дверей ресторанчиков, из-за столиков кофеен, расставленных прямо на тротуаре, из заполненных покупателями книжных лавок. И повсюду — большие вывески на иврите. Автобус проехал по набережной, за которой раскинулась бирюзовая морская гладь, углубился в белые пыльные лабиринты новых жилых кварталов. Сквозь серое марево сверкали красные и синие неоновые вывески и пробивалась зелень ранней весны.
Когда автобус резко остановился возле отеля, Чиун вышел через заднюю дверь, а Римо стал проталкиваться через толпу американских подростков в дорогих джинсах и с рюкзачками за спиной, пожилых парочек, пытающихся отыскать свои исторические корни за две недели отпуска, и японских туристов, поглядывавших на швейцарские часы и щелкавших немецкими фотоаппаратами все, что только шевелилось.
Римо поставил сундуки на тротуар перед отелем «Шератон». В этот момент за спиной Чиуна выросло трое улыбающихся людей.
— Привет, привет, мистер Римо! Добро пожаловать в Израиль! — сказал один из них.
— Да, да, мистер Римо, — сказал другой, протягивая руку, — мы рады видеть вас и вашего партнера, — я хотел сказать, коллегу, мистера Чиуна...
— Нам в американском консульстве велели встретить вас, — сказал третий, — и отвезти вас и мистера Чиуна к консулу.
— Да, да, — сказал первый. — За углом ждет машина, так что милости прошу.
— Вот именно, — сказал второй. — Так что, пожалуйста, джентльмены, вон туда...
Римо не шелохнулся. Он посмотрел на третьего и спросил:
— А вы что молчите? Кажется, теперь ваша очередь?
Троица продолжала улыбаться, но глаза их беспокойно постреливали по сторонам. Это были смуглолицые курчавые ребята в ярких гавайских рубашках и мешковатых черных в полоску костюмах.
— Нам надо поторапливаться! — воскликнул третий. — Американский посол ждет!
— Прошу в машину, — сказал первый.
— Вот там, за углом, — сказал второй.
— А мои сундуки? — осведомился Чиун.
Снова взгляды троицы заметались в недоумении. Римо возвел свои очи к небу.
— Да, да, — сказал третий. — О них, разумеется, должным образом позаботятся.
— Ну что ж, — сказал Римо, — если о сундуках должным образом позаботятся и если нас ждет то ли посол, то ли консул, то нам как-то не к лицу отказываться, верно?
— Да, да, конечно, истинная правда, — загомонили хором все трое, подталкивая Римо и Чиуна в направлении машины, которая, по их словам, стояла за углом.
— Не знаю, не знаю, — сказал Чиун. — Эти люди не собираются заниматься моими сундуками, а потому мы не обязаны следовать за ними.
— Тс! — шепнул Римо. — Так даже лучше. Мы сможем узнать от этих ребят, кто стоит за всеми этими убийствами. К тому же мне не хотелось бы, чтобы они открыли пальбу среди толпы.
— Эти люди ничего не знают, — сказал Чиун. — Поговори с ними — и у тебя будет три мертвеца. А если ты потеряешь мои сундуки, у тебя будет вечный комплекс вины.
— Ну и что прикажешь делать? — осведомился Римо, но Чиун сложил руки на груди и губы его упрямо сжались.
За их спинами троица перебрасывалась какими-то оживленными репликами, и Римо спросил:
— Ребята, вы вроде как говорите не на иврите. Вы что, арабы?
— Нет, — сказал первый.
— Нет, нет, — быстро отозвались второй и третий.
— Хо-хо-хо! — сказали они все трое хором.
— Мы из Перу, — сообщил первый.
— Да, да, мы перуйцы, — подтвердил третий.
Римо посмотрел на Чиуна и скорчил презрительную гримасу.
— Они перуйцы, Чиун, — сказал он.
— А ты болван, — отозвался кореец.
— А на каком языке говорят в Перу? — мягко осведомился Римо.
— Пришельцы — на испанском. Коренное население — на одном из индейских диалектов.
— А эти лопочут на каком наречии?
— На арабском. Они как раз решают, как они станут нас убивать. — Он помолчал, прислушиваясь к разговору троицы, затем крикнул: — Эй, хватит! Погодите!
Трое разом замолчали. Чиун выдал короткую пулеметную очередь по-арабски.
— Что ты сказал им? — поинтересовался Римо.
— Мне надоело сносить оскорбления, поэтому я позволил себе немножко пооскорблять их.
— И что теперь?
— Они же признались, что хотели убить нас.
— Ну?
— Они назвали нас двумя американцами. Я же дал им знать, что ты действительно американец, что видно по твоей уродливости, лени, глупости и неспособности научиться дисциплине. Я же, напротив, — кореец. Разумное существо. Вот, собственно, и все, что я им сообщил.
— Потрясающе, Чиун!
— Я тоже так думаю.
— Теперь им никогда не сообразить, какие у нас с тобой имеются планы на их счет.
— Это не моя проблема. Главное — защитить представителей моей нации от необоснованных оскорблений существ, изъясняющихся на каком-то птичьем языке.
Трое «перуйцев» между тем попятились назад, извлекая из-за пазух пистолеты. Римо выбросил вперед левую ногу, и самый рослый полетел кубарем по мостовой, а пистолет покатился в другую сторону.
Двое других «перуйцев», разинув рты, уставились на худощавого американца, выпустив из поля зрения на какую-то долю секунды Чиуна. Это их и сгубило. Когда эта самая доля секунды закончилась, они обнаружили, что валяются в пыли, уткнувшись носом в землю.
— Просто ужасно, — заметил Чиун, — что пожилой человек, решивший спокойно попутешествовать, сталкивается на своем пути с жуткими опасностями. Мне некогда развлекаться с тобой, Римо, я должен вернуться к моим сундукам. Эти ужасные люди, понятия не имеющие о том, что такое собственность, меня сильно расстроили, скажу тебе откровенно.
Чиун повернул к отелю, а Римо подошел к «перуйцам». Один из них как раз поднимался на ноги. В руке у него был пистолет. Он торжествующе осклабился, прицелился в кротко улыбающегося Римо, но, когда грянул выстрел, перед его рубашки превратился в огромное кровавое пятно и он рухнул на землю, проклиная по-арабски судьбу и неверных богов.