Голдман жил в многоквартирном доме, напомнившем Иде каменный замок, который в течение последних двух веков находился под непрерывной осадой гуннов. Улица, на которой стоял этот обшарпанный, видавший виды кирпичный кубик, выжила в губительных расовых беспорядках десятилетней давности с тем, чтобы теперь умереть естественной смертью от старости.
Иде снова стало жаль этого маленького человечка. Материнские инстинкты, дремавшие с тех пор, как скончался ее муж, драгоценный Натан, забушевали, словно ураган в пустыне. Она заставит Голдмана забыть прошлое, она найдет для них обоих цели, ради которых стоит жить вместе. Она будет готовить для него, наводить порядок, напоминать ему о калошах в дождливые дни, она обеспечит его новыми белыми перчатками, чтобы их можно было менять каждый день. Она никогда не будет кормить его ни гамбургерами, ни мороженым.
Ида с трудом отыскала фамилию «Голдман», выведенную бледными чернилами под кнопкой звонка парадной двери, и позвонила. Никто не отозвался. Полминуты спустя она позвонила еще раз. Неужели он пошел не домой, а куда-нибудь еще? Она представила себе, как он бродит по городу и к нему пристают пьяницы и хулиганы.
В динамике что-то затрещало, потом тонкий голос сказал:
— Уходите!
Ида наклонилась к самому микрофону и крикнула что было сил:
— Бен! Это я, Ида. У меня ваша шляпа!
Тишина.
— Бен, вам нечего бояться. Честное слово. Это правда я, Ида.
Опять тишина.
— Бон! Прошу нас, откройте. Я только хочу вернуть вам вашу шляпу!
Несколько секунд спустя раздался пронзительный звонок, отчего Ида чуть было не выпрыгнула из собственных чулок. Дверь распахнулась, и Ида вошла.
В подъезде пахло мочой, блевотиной и дряхлостью. Этот комбинированный аромат одержал победу нокаутом над запахом дезинфекции. Лестница была бетонная, с железными перилами. Площадки освещались голыми лампочками по сорок ватт.
Ида карабкалась по лестнице, слушая шум Пенсильвания-авеню: гудки старых «кадиллаков», вопли чернокожих ребятишек и смех проституток.
Квартира А-412 была угловой. Ида стояла на холодном полу, над головой у нее был гулкий серый щербатый кафель. Немного поколебавшись, она постучала в дверь.
К ее великому удивлению, дверь распахнулась почти мгновенно. В дверном проеме стоял Голдман. За это время он постарел на много лет. Быстро замахав руками, он сказал:
— Входите же! Скорей! Скорей!
В квартире уличные звуки немного приглушались оштукатуренными стенами. Свет горел только в ванной, но и одной-единственной лампочки было достаточно, чтобы Ида разглядела обитель Бена Айзека.
Глядя на грязные бежевые стены, она решила, что такие квартиры можно увидеть разве что в кошмарном сне. Она уже начала было в уме производить ремонт и реконструкцию, как перед ней вырос Бен Айзек.
Глаза его были безумны, руки дрожали. Рубашка выбилась из брюк, пояс был расстегнут.
— Вы принесли мне шляпу? — спросил он, выхватывая из рук Иды свой головной убор. — Отлично. А теперь уходите. И поскорее!
Он хотел выпроводить ее, стараясь не дотрагиваться до нее, словно физический контакт мог заразить ее какой-то страшной болезнью, но Ида ловким маневром обошла его и двинулась к выключателю.
— Я вас умоляю, Бен, — сказала она, щелкая выключателем. — Право же, я вас не обижу.
Голдман только жмурился в залившем комнату свете голой лампы в сто пятьдесят ватт и молчал.
— Вы не должны меня бояться, — сказала Ида. — Я ведь могу и обидеться.
Она направилась в ванную, чтобы выключить горевший там свет. Стены и сиденье унитаза были влажные. На кафеле стен виднелись жирные отпечатки пальцев, а пустые полки справа и слева выступали как импровизированные подлокотники.
Ила сделала над собой усилие и выключила свет. Ее сочувствие смешивалось с жалостью. Когда она взглянула на Бена Айзека Голдмана, у него был такой вид, словно он вот-вот расплачется.
Ида посмотрела ему в глаза и развела руками.
— Не надо меня стесняться, Бен, — сказала она. — Я все понимаю. Ваше прошлое не в состоянии повредить вам. — Тут она изобразила на лице улыбку, хотя решительно не представляла себе, какое прошлое было у этого человека.
Широкое лицо Голдмана было белым как мел. Он посмотрел в большие, понимающие, мечтательные глаза Иды — и вдруг рухнул на кровать и зарыдал.
Ида подошла, села рядом с Беном, дотронулась рукой до его плеча и спросила:
— В чем дело, Бен?
Тот продолжал плакать и только махнул рукой в сторону двери. Ида посмотрела туда, но не увидела ничего, кроме помятой газеты.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — осведомилась она.
Внезапно Бен Айзек встал и начал действовать. Он повесил шляпу на место, поднял с пола газету, вручил ее Иде, а сам отправился на кухню и начал неистово мыть руки над кухонной раковиной. Ида посмотрела на газету: именно ее Бен поднял тогда в ресторане.
Ида посмотрела на заголовок: «Сексуальные шалости в министерстве финансов», затем обернулась к Голдману:
— Вы-то здесь при чем, Бен?
Бен, не выключая воду, подошел к ней, ткнул пальцем в заметку в нижнем правом углу, затем вернулся на кухню и продолжил ритуал омовения.
Ида принялась читать заметку, на месте которой образовалось мокрое мыльное пятно.
"ИЗУВЕЧЕННЫЕ ОСТАНКИ ОБНАРУЖЕНЫ В ИЗРАИЛЬСКОЙ ПУСТЫНЕ НЕГЕВ
Как сообщает агентство «Ассошиэйтед пресс», сегодня утром молодыми археологами на месте раскопок обнаружено изуродованное тело. Человеческие останки были уложены так, что образовывали свастику, которая, как известно, являлась символом мощи нацистской Германии три десятилетия тому назад.
Израильские власти, однако, отказались подтвердить эту информацию. Они лишь сообщили, что останки принадлежат Эфраиму Борису Хегезу, промышленнику из Иерусалима.
На вопрос относительно возможных убийц представитель правительства Тохала Делит заявил, что эти останки, похоже, находились на месте раскопок со времени последнего выступления арабских террористов. Тохала Делит выразил сомнение, что раскопки, цель которых обнаружить следы двух израильских храмов, существовавших в 586 году до нашей эры, могут быть приостановлены в связи с этой грустной находкой".
Ида Бернард перестала читать и подняла глаза. Бен Айзек Голдман снова и снова вытирал руки бумажным полотенцем, которое, похоже, до этого уже использовалось в этом же качестве.
— Бен... — начала Ида.
— Я знаю, кто убил этого человека, — сказал Голдман. — И я знаю, почему его убили, Ида. Потому что он дезертировал. Я тоже из Израиля. И я тоже дезертир.
Бросив на пол бумажное полотенце, Бен Айзек опустился на кровать рядом с Идой и закрыл лицо руками.
— Вы знаете, кто убил?! — переспросила она Бена. — В таком случае надо сейчас же сообщить об этом полиции. Вы меня слышите? Сейчас же!
— Не могу, — сказал Голдман. — Тогда они разыщут меня и убьют. Они задумали нечто столь ужасное, что я даже не могу себе это толком вообразить. Господи, ведь с тех пор прошло столько лет, столько лет...
— Тогда надо сообщить в газету, — посоветовала Ида. — Через газеты вас никто не сможет отыскать. Вот, пожалуйста, посмотрите.
Она взяла газету, лежавшую у нее на коленях.
— Это «Вашингтон пост». Звоните им и скажите, что у вас есть самая настоящая сенсация. Они непременно вас выслушают.
Голдман крепко стиснул ее руку, отчего Иду словно пронзило электричеством.