Маркович заморгал. Он уставился на ствол пистолета. Он был прям. Неужели кто-то подмешал отраву в его пищу? Неужели это оказалось возможно?
— А потом они отказались нам платить, — как ни в чем не бывало продолжал старичок. — Мы вовсе не виноваты, что он покончил с собой. Вот болван! Ты знаешь, что он имел привычку бросаться на пол и грызть ковер?
Нет, это слишком. Сначала шутить шутки над верным сыном рейха, а потом делать идиота из великого фюрера? Это чересчур! Этот человек во что бы то ни стало должен умереть!
— Ты просто демон! — вскричал человек, которого когда-то звали Хельмутом Дорфманом. — Ты нечистая сила. Я должен убить тебя голыми руками.
Он протянул руки к человечку, его руки, закаленные многими годами, проведенными в море, постоянными упражнениями, уже собирались ухватить за горло того, кто позволил себе клеветнические речи насчет самого фюрера. Но не успели его пальцы сомкнуться на шее врага, как перед его глазами что-то мелькнуло. Внезапно он понял, что его руки куда-то исчезли и ему теперь нечем убивать наглого негодяя. Он застыл, потом недоуменно вскинул руки.
По его пиджаку хлынули два потока крови. В горле застыл страшный вопль, не имея возможности вырваться наружу. Он понял, что ноги пока что остались при нем, но он не успел сорваться с места, чтобы бежать без оглядки. Снова перед глазами что-то мелькнуло, какое-то пятно словно описало кривую вокруг него, и кто-то дернул его за плечи.
Некоторое время Ирвинг пребывал в шоке, затем его охватила невыносимая боль, его рот открылся, а глаза, напротив, закрылись. Ему показалось, что он плывет в воздухе, а ноги вдруг куда-то исчезли, как и руки за несколько мгновений до этого.
Тут он почувствовал, что лежит на спине на толстом ковре. Затем он уже ничего не чувствовал, кроме нечеловеческой боли. Затем и боль исчезла, а на ее месте возникла страшная пустота.
Чиун решил спуститься вниз и подождать в вестибюле. Когда же доставят его видеокассеты? «К счастью, — думал он, — скоро появится Римо. Пусть немного приберется, а то в номере сделалось... неуютно».
Глава двенадцатая
— Римо, — сказала Зава. — Это Йоэль Забари, глава «Захер лахурбана», а это Тохала Делит, мой непосредственный начальник. Господа, это Римо Уильямс.
— Мистер Вил Ямс? — повторил Йоэль Забари.
— Мистер Забор, мистер Делюкс, — сказал Римо.
— Забари и Делит, — поправила Зава.
— Понял, — отозвался Римо.
Они стояли в комнате на третьем этаже агентства по ядерной безопасности. Они приехали сюда после трех с половиной часов гонки по пустыне. Но это не выветрило из их памяти воспоминания о ковре из благоуханных и красочных цветов.
В офис Забари внесли два дополнительных мягких красных кресла и поставили одно против стола Забари, другое — напротив того места, где обычно сидел Делит.
Итак, Зава и Римо вошли в комнату, где уже сидели Забари и Делит. Зава, лицо которой приобрело румянец и удивительную нежную гладкость, подошла и села рядом с Забари, напротив Делита.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал Забари Римо по-английски, но с сильным акцентом. — Зава, ты выглядишь очаровательно. Мистер Уильямс, я очень рад нашей встрече.
Римо обратил внимание, что эти слова произнесла половинка рта хозяина кабинета. Выражение его настоящего глаза и интонации, с которыми были сказаны эти слова, означали примерно следующее: «Очень приятно встретиться со столь опасным человеком в обстановке, где в случае чего его можно спокойно отправить на тот свет».
Римо сел в кресло напротив Забари.
— Ловко вас изукрасили! — сказал он. — Что, мина? Да, жить здесь — невелика радость. Ну и страна у вас, я вам скажу!
Зава засопела, и щеки ее приобрели цвет супа с помидорами. Забари, однако, отнесся к этому совершенно спокойно и ответил миролюбиво:
— Это и есть знаменитая американская прямота, так? Ну, разумеется, мистер Уильямс, мы не можем нести ответственность за возникшие у вас проблемы. Туристы, отправляясь на ночную прогулку по пустыне, должны соблюдать осторожность. Как гласит Талмуд: «Сегодня человек здесь, а завтра в могиле».
Левая половина его лица исказилась подобием улыбки.
Правая часть лица Римо также изобразила нечто, смахивающее на улыбку.
— В Книге Синанджу сказано, — отозвался он. — «Я прожил на земле пятьдесят лет, чтобы убедиться в том, что предыдущие сорок девять были ошибкой».
— А! — довольно отозвался Забари. — Но Талмуд также гласит: «Господь презирает того, кто говорит одно, а думает совсем другое».
— В Книге Синанджу на это сказано: «Мы спим, вытянув ноги, свободные от правды и свободные от неправды».
— Ясно, — откликнулся Забари. — Талмуд в своей мудрости так наставляет нас: «Тот, кто совершает преступление, — преступник, даже если он в то же самое время и секретный агент».
— Хорошо сказано! — похвалил Римо — А в Книге Синанджу записано: «Совершенный человек не оставляет за собой следов».
— М-м-м, — промычал Забари, размышляя над услышанным, затем процитировал снова: — «Беспокойство убивает даже самых сильных».
Римо ответил нараспев, как это обычно делал Чиун:
— "Хорошая подготовка — это еще не знание, а знание — еще не сила. Но соедините хорошую подготовку и знание, и получится сила". Или, по крайней мере, у меня возникает такое впечатление, что сила не заставит себя долго ждать. Хотя, возможно, я и неправ.
Забари покосился своим нормальным глазом на Римо и чуть подался вперед в кресле.
— "Досужая болтовня ведет к греху", — сказал он, а затем, словно вспомнив, откуда цитата, договорил: — Этому нас также учит Талмуд.
— "Дважды подумай и промолчи", — отозвался Римо и также привел источник: — Так говорит Чиун.
Делит и Зава Фифер сидели и молча внимали словесной перестрелке, переводя глаза с одного дуэлянта на другого, как зрители на теннисном матче.
Подача перешла к Забари.
— "Даже вор молит Бога, чтобы тот ниспослал ему удачу", — изрек он.
— "Не пытайся уложить человека острым словом, — отозвался Римо. — Оно может стать оружием против тебя самого".
Делит и Зава повернули головы и сторону своего шефа Йоэля Забари.
— "Молчание хорошо для людей ученых. А для глупцов — еще лучше".
Головы повернулись в сторону Римо.
— "Учись убивать взглядом. Это оружие подчас понадежнее, чем руки".
— "Человек рождается со стиснутыми руками, — услышали присутствующие голос Забари. — Он надеется завладеть всем миром. Но умирает он с пустыми руками и ничего не берет с собой".
Римо не заставил себя долго ждать:
— "Для человека понимающего все может оказаться оружием".
Матч окончился.
Забари расхохотался и пристукнул ладонью по столу со словами:
— Это наш человек, — адресовался он к Заве.
Зава тепло улыбнулась.
— Я рад, что доставил вам удовольствие, — отозвался Римо. У меня в запасе оставалось лишь одно: «Когда приходит весна, зеленеет трава».
Забари рассмеялся еще пуще и сказал:
— И у меня тоже оставалось про запас последнее изречение: «Человек должен научить сына какому-то ремеслу и умению не тонуть в воде».
Римо и Зава тоже рассмеялись и смеялись до тех пор, пока Делит деликатно не покашлял.
— Ты прав. То, — сказал Забари, отсмеявшись, — но ведь тебе известно, как я люблю Талмуд. — И все же Забари не смог удержаться от левосторонней улыбки, когда начал: — Итак, мистер Уильямс...
— Римо.
— Отлично, Римо. Итак, мы проверяли вас раз, и два, и три, но так и не сумели найти доказательств того, что вы на самом деле американский агент.
Римо хотел было осведомиться, как им удалось установить, что он был вообще каким-то агентом, но вместо этого ограничился репликой: