— Капитан, — проговорила Аврора, — боюсь, я недооценила воздействие этого зрелища на маленькую принцессу: она совсем без сил и вся дрожит. Мне еще нужна помощь Парции в перевязке переломов. Прошу вас, отведите девочку к матери.
Капитан кивнул. Он наклонился над Авророй и взял на руки Эрброу, которая так устала, что не могла даже держать голову.
— Я сейчас же уведу тебя отсюда, малышка, — прошептал он ей.
Эрброу не ответила, но помотала головой и подняла руку: капитан понял, что она еще чего-то хотела. Девочка указала на остальные тела, лежавшие у колодца. Теперь, когда страх за капрала улегся, капитан услышал женский плач.
Взгляд маленькой принцессы стал глубоким и серьезным. Она не плакала — она смотрела на мертвых. Девочка еще раз жестом попросила капитана подождать, и он понял, о чем она думала: эти люди умерли под его командованием, чтобы спасти ей жизнь.
Теперь она хотела помянуть их; долгом обоих, капитана и Эрброу, было остаться и не отводить глаз от солдат, ни от живых, ни от мертвых.
Аркри, господин Народа Гномов, Россоло, Цеелайль, Роуил, Рокстойл, Даверкайл и Воркайл никогда больше не поднимутся. Стоя на коленях рядом с Цеелайлем, плакала девушка в голубой с цветочками юбке, выпачканной теперь кровью и грязью. Она с рыданиями припадала к его груди, но он уже никогда бы этого не почувствовал. Над Роуилем едва слышно стонала нищенка в своей поблекшей черной юбке. Возле Россоло всхлипывала молодая женщина с девочкой лет шести, наверное вдова, а над Рокстойлом рыдала одна из женщин, ухаживавших за ранеными в лечебнице; сняв свой окровавленный белый передник, повторявший цвета новых знамен Далигара, она покрыла им мертвого. Рядом с Аркри стояла Роса: лицо ее было неподвижно — ни одного стона, ни одной слезинки. Капитан подумал, что теперь, когда надежда Росы избежать вечного одиночества была разбита, в утешение ей осталась лишь волчица в клетке. Капитану не раз приходилось хоронить своих солдат, но тогда они были просто наемникам — смерть никого из них не сопровождалась женским плачем. Из всех жестоких и абсурдных законов Судьи-администратора тот, что запрещал наемникам заводить семью, имел свою, пусть и отвратительную, логику. Боль, причиняемая этими слезами, была невыносимой.
Вокруг мертвых собралась небольшая толпа. Семьи женщин перевозили тела несчастных солдат на городское кладбище. Капитан знал, что у каждой семьи Далигара был небольшой квадратный участок земли, засаженный цветами, где они хоронили своих мертвых. Наемники должны были обрести последний покой в земле, принадлежавшей женщинам, которые не успели стать их женами, их должны были похоронить семьи, с которыми они не успели породниться.
Это был второй после смерти матери момент, когда к горлу Ранкстрайла подступили слезы. А может, тошнота: он плохо в этом разбирался. Глаза его солдат, устремленные в никуда, заволокло туманом смерти. Ранкстрайл перебирал в мыслях все те слова, которые должен был сказать им, но никогда не говорил, откладывая на завтра, будучи уверенным, что это завтра наступит.
Под женские всхлипывания и причитания тела Россоло, Цеелайля, Роуила и Рокстойла одно за другим увезли на кладбище. На земле, пропитанной кровью, остались лежать Аркри, господин Народа Гномов, Даверкайл и Воркайл.
— Этих никто не хочет хоронить, капитан, — едва слышно проговорила Роса. — Совсем никто. Для тех, у кого нет семьи, в Далигаре есть общая могила. Если ты дашь мне пару солдат в помощь, то я о них позабочусь.
Капитан немного помедлил и ответил:
— Нет, мы устроим им достойные похороны. Я даже не успел поблагодарить их.
Теперь он всем сердцем жалел об этом. Всю свою жизнь, все эти долгие годы, проведенные плечом к плечу, в крови и в грязи, он всегда шел вперед, зная, что они прикроют ему спину. Теперь же все кончено. От них осталось только имя, вырезанное на стволе дерева.
— Нет бойсе айа, папа, дакон, — прошептала ему Эрброу, но Тракрайла не было рядом, чтобы перевести ее слова, и капитан не понял.
Ранкстрайл больше не мог на это смотреть. Он отошел. Если боги и существуют, то им лучше никогда с ним не встречаться, ибо он выскажет им прямо в лицо все, что он о них думает, даже рискуя просидеть за это вечность в преисподней. Потом он вспомнил, что Лизентрайль, несмотря ни на что, был все еще жив, и решил вообще больше ни о чем не думать.
Девочка дрожала у него на руках.
— Это сделала ты, правда? — вполголоса спросил ее капитан, проходя через толпу благословлявших его горожан. — Ты и те двое, так? Вы с Авророй — ведьмы, Тракрайл — сын ведьмы: благодаря этому Лизентрайль жив, не так ли? Поэтому вы так устали. Он уже почти был на том свете, Лизентрайль, но выжил — и не только потому, что его зашивали слоями и не плевали в рану, правда? Это волшебство — вы излечиваете людей своим прикосновением и потом остаетесь совсем без сил. Поэтому Аврора и Тракрайл так хорошо лечат: они не просто знают все знахарские приемы, но еще и способны на волшебство. Ты должна была дотронуться до капрала, так? Аврора не хотела, чтобы тебя увели, даже… ценой того, что ты так сильно устанешь. Спасибо тебе, девочка. Он хороший человек, Лизентрайль: это он спас тебя от орков. Он очень хороший человек. Тракрайл чуть ли не валится с ног после того, как кого-то вылечит, — а ведь он взрослый. Для тебя это, наверное, еще тяжелее. Ты — маленькая. Маленькая, смелая, великая. Эти двое, Тракрайл и Аврора, устроили представление со слоями, чтобы отвлечь всех. Спорили-то они, может, и всерьез, но самое главное, что никто не обращал внимания на тебя. Никто не заметил, что ты можешь… ну, то, что ты можешь. Не говори никому об этом. Держи это в тайне, иначе, как только ты не сможешь кого-нибудь спасти, тебя обвинят в его смерти и возненавидят.