Старик посмотрел на сына.
— Я рад, что именно ты спас город, — сказал он и затем повторил эти слова еще раз.
Ранкстрайл кивнул. Ему казалось, что он побывал в преисподней и вновь вернулся оттуда. Проклятое подозрение, терзавшее его всю жизнь, ядовитый червь, который вечно грыз его мысли и которого он вечно загонял в самый дальний и темный угол, делая вид, что не думает об этом, вырвался теперь на свободу. Правда стояла прямо перед ним, как страшное чудовище, которое он долго искал, от которого долго убегал и которое наконец нашел. Ранкстрайл взглянул в глаза своего отца, и чудовище, прятавшееся во тьме, исчезло навсегда вместе с призраками той далекой ночи в грязи бобового поля на границе Изведанных земель. Он был первенцем, старшим сыном мужчины и женщины, которые любили друг друга больше всего на свете. Он был первым сыном их любви. Все остальное тонуло в грязи, как ненужная мелочь.
Ворота преисподней захлопнулись, и он никогда больше их не откроет.
Старик обеспокоенно посмотрел на его забинтованную руку.
— Ты ранен?
— Нет, все уже прошло, — рассеянно ответил Ранкстрайл.
Старик погладил рукой бархат плаща и указал на золотую цепь.
— Ты теперь важный человек, — заметил он и добавил в смущении: — Ты… ты богат?
Ранкстрайл кивнул.
— Конечно, — ответил он и тут же устыдился того, что еще не позаботился о своем старом отце. — Завтра утром я первым делом найду тебе новый дом, настоящий дом с настоящими стенами… с окнами, с садом… с огородом…
— Нет, нет, это не для меня, не для меня, — запротестовал старик. — Это мой дом, и я не хочу его менять. Здесь я жил. Здесь умерла твоя мать. Ее могила в двух шагах отсюда, и я могу навещать ее и разговаривать с ней каждый раз, когда мне становится одиноко. Я знаю всех соседей. Это для твоей сестры. Она выходит замуж… — встревоженно объяснил отец.
От возврата к повседневности душа молодого капитана просветлела.
— Сын пекаря все же решился попросить ее в жены? Ты можешь сказать этой мегере, его матери, что она получит любое приданое, какое только пожелает.
— Нет, это не сын пекаря. Ее попросил в жены принц лучников.
— Принц Эрик, командир лучников? Но он же отпрыск самой знатной семьи в городе!
— Да, именно он. Он попросил руки твоей сестры и сказал мне, что приданое его не интересует и что он даже не хочет об этом слышать. Он сказал, что мужество твоей сестры и ее лук, это уже… как он сказал?.. богатое приданое. Они постоянно были вместе, знаешь: они вместе организовывали защиту города. Твоя сестра научила стрелять из лука всех женщин Варила. Даже благородных дам. И прачек. Ты бы ее видел… Он сказал, что честь жениться на Вспышке, честь жениться на твоей сестре для него дороже всего золота мира…
Ранкстрайл расхохотался. Смех облегчил его душу и заполнил маленький дом.
— Надо же, сейчас, когда у нас есть деньги, приданое больше никому не нужно?
Старик не смеялся, в глазах его по-прежнему виднелась тревога.
— Даже если он ничего не хочет, у нас будут затраты. Ей нужно свадебное платье. Хорошее платье. Он же принц… То свадебное платье, которое досталось ей от матери, она надела, когда пошла сражаться с орками. Может, оно и к лучшему: на ней было это платье, когда они с принцем впервые встретились. Она была так красива… Она надела свое свадебное платье, идя на смерть. Но сейчас оно все в крови и грязи, и даже если его удастся отстирать, она не сможет…
Ранкстрайл успокоил старика. Отец все еще казался ему каким-то маленьким, не таким, как раньше. Капитан помог старику лечь и остался у его постели.
Перед тем как заснуть, отец еще раз прошептал ему:
— Я рад, что именно ты спас город.
Ранкстрайл опустился на колени и поцеловал его руку.
Когда отец заснул, Ранкстрайл вышел из дома. Ему пришлось пройти через весь город, чтобы добраться до лестницы, которая вела к башням и стенам центрального кольца города, Цитадели, возвышавшейся над горизонтом.
Повсюду полыхали факелы.
Его плащ остался у отца. На груди капитана блестела золотая цепь с символами городской власти. Люди, встречавшиеся ему на пути, узнавали его и кланялись. Кто-то опустился перед ним на колени.
Ранкстрайл подошел к восточным бастионам и поднялся по ступеням на стену. Завидев его, часовые вытянулись. Перед ним расстилалась равнина, упираясь на западе в Черные горы. О войне напоминали костры орков на горизонте и ряды пик с насаженными на них головами врагов по обе стороны от Больших ворот. Головы разлагались под жуткими боевыми масками.