Так вот, передо мной стоял сатэ, собственной персоной. Эмоции захлестнули его так, что он не заметил, как пелена спала и открыла истинный цвет глаз. И эта эмоция отнюдь не была злостью. Каким-то подкожным чутьем я осознала — желание. Он желал не только моей крови, но и меня саму. Каюсь, от этого знания где-то зародился червячок самодовольства. И будь это только одним чувством, что я испытывала, так нет, меня еще и предвкушение обуяло. Даже дыхание сперло от всяких непристойных мыслей в сторону этого совершенства.
— Ниат.
— Что?
— Мое имя Ниат. Пойдем со мной, — и он оказался прямо передо мной с протянутой рукой. Ну и я, не будь дурой, взяла его за руку.
В тот же момент громадная черная пасть с множеством зубов-лезвий сомкнулась на запястье вампира. Послышался хруст и рык. Хрустели явно кости, а рычал, по всей видимости, вампир, поскольку у Палана челюсть чужими конечностями была занята.
— Дура! Ты кого за руку берешь! — верещал на меня кельпи, попутно отплевываясь от чужой плоти.
Согласна, дура.
— Это ж надо было попасть под его влияние. Знаешь же, с кем дело имеем!
— Не ори! Сама в курсе, что не гений. Он не сразу защиту пробил!
Пока пререкались, вампир новую кисть себе отращивал, и его эмоции теперь были далеки от желания. Разве что желания убивать.
— Тьма! Держи свою цепную лошадь на привязи! Он мою руку сожрал! — О, сатэ отмер.
— Мертвечиной не питаюсь, — выплюнул кельпи.
— Зато я кельпи питаюсь, — прошипели в ответ.
— Клыков маловато, — и моя зверолошадь оскалилась во все свои многочисленные пики.
— Зато сил достаточно.
— Сатэ, — вампир дернулся от моего обращения, — нам тут недавно высший на пути попался, и я почти уверена, что связь у моего друга с ним осталась. Улавливаешь суть.
— Катитесь подальше от моих земель, пока еще можете двигаться, — прошипел травмированный усилиями кельпи вампир.
Конечно, он нас отпустил. Зачем ему высший истинный в деревне обращенных и сатэ. Ведь есть еще одна особенность у лжеистинных, что так бесит рожденных вампиров. Они способны обращать. То, на что не способен ни один обращенный. Это всегда была прерогатива истинных. Но теперь появились сатэ. Они угроза для высших, способная создать собственный ковен и вступить в борьбу за власть. Именно такой маленький пока еще клан мы встретили на своем пути, и, похоже, Ниат его создатель. А ему ой как не нужно сейчас внимание истинных, особенно высших. Разумеется, я не призналась, что высший из другого мира и вообще преподаватель.
— Он ведь не отстанет?
— Нет, — и это понимала ни я одна, — он хищник. Сильный и опасный. А когда добыча ускользает из лап такого, как Ниат, ничего хорошего для добычи это не сулит.
— Будет преследовать? — кельпи шел размашистым шагом, попутно косясь одним глазом на сидящую верхом на нем меня, и никаких больше злобных взглядов. Вот уж правда, беда сближает.
— Неа, выжидать.
— Ну тогда ему ничего не светит. Вряд ли Широварт оставит тебя, миледи, одну. Никаких шансов.
— Отнюдь, вампиры очень изобретательны. А мы уже установили, что я подвержена влиянию именно этой особи.
— Когда эльф узнает, то…
— Эльф не узнает, — и эта фраза явно не подлежала обсуждению. Удивительно, но на этот раз Палан молча принял мой приказ. И правильно. Если Широ узнает, как я сглупила, выйдя на сушу на ват раньше рассвета, он нас обоих за выпирающие части тела подвесит. Меня за идиотизм, кельпи за потакание идиотизму.
Мы подъезжали к тропинке, где вчера расстались со своими спутниками, поэтому разговор сам собой сошел на нет. Нас уже ждали.
— Ну и где вы лазите? Уже пол вата как должны были быть здесь, — раздраженно выговаривал нам Широ, но вдруг осекся, — или были проблемы?
Вот только не надо на нас так смотреть. Сразу хочется все рассказать и покаяться во всех грехах, даже если их не совершал.
— Нет, все спокойно, — нагло проигнорировав обличительный взгляд, соврала я.
— Тогда какого гребанного кельпи опаздываете?
— Вот этого, — и моя персона беззастенчиво указала всей своей дланью на того самого «гребанного кельпи», — лапку, видать, подвернул.
Палан мой юмор не оценил и демонстративно клацнул зубками у моей ноги. Фи, какие мы нежные.
— Данка, только не говори, что этот тоже через кочки прыгал, — простонал Ласкан. Ему, видимо, совсем надоело так медленно плестись, и перспектива продлить это сомнительное удовольствие ввергала его в уныние.