Английский корабль уже ждет его в Персидском заливе…
Жалость к отцу переполняет тебя. Он отрекся от престола на том условии, что его место займешь ты. Ты слышал, что англичане в свое время помогли твоему отцу занять трон, однако ты не думал, что они же его и свергнут. Горше всего то, что и сам ты смог взойти на престол только с разрешения англичан и американцев, — раньше ты такого не предполагал.
И вот ты обнимаешь отца — этот мешочек из кожи и костей — и целуешь его. Никогда прежде ты не обнимал его так искренне и естественно. Вся его былая резкость с тобой померкла в твоей памяти, и теперь это лишь добрый и простой старик, который словно бы и не играл никакой роли в управлении страной, не обидел даже и муравья, и уж точно — руки его не в крови. Это обычное земное существо, и ты даже слышишь звук надсадной работы его сердца. Телесное тепло этого старика, запах отечественных сигарет, которые он курит, колкий и грубый волос его усов и бороды — все это дорогие воспоминания, которые ты никогда не захочешь утерять.
Вот отец дает последние указания, просит тебя любым способом сохранить корону и трон, во имя которых он столько мучился, и еще:
— Все члены семьи, держитесь вместе, не позвольте пропасть зря усилиям, которые я вложил в страну и в ее армию…
А потом, словно вечерняя тень, он скользнул в машину. По глазам его было видно, что он уже не от мира сего…
…Такое впечатление, будто в стране теперь нет ни шаха, ни государственной власти. Ты не играешь никакой роли в управлении государством и чувствуешь себя не более чем бесплотной тенью падишаха. Словно ты нужен лишь для прикрытия того, что делают оккупанты. А они печатают деньги без обеспечения, конфискуют для своих солдат зерно и скот; некоторых иранцев, обвинив их в сотрудничестве с немцами, бросили в тюрьмы; а порты и железные дороги страны иностранцы используют по своему усмотрению — для доставки военных грузов на советский фронт.
Главы трех побеждающих в войне держав прибывают в Тегеран, чтобы договориться о разделе захваченных ими богатств, а глава иранского государства опять оказывается одураченным. Единственная их милость в том, что они назвали Иран «мостом победы» и объявили, что иноземные войска будут выведены из страны в «установленные сроки».
Ты чувствуешь себя так, словно тебе нанесли личную обиду. Как школьник, ты сидишь, аккуратно одетый в униформу, и ждешь, чтобы хоть кто-нибудь из этих глав государств посетил тебя, но никаких вестей не поступает — ни из советского посольства, ни из американского, ни из английского. Из-за надменности этих победителей, которые дотла разорили твою страну, ты то краснеешь, то бледнеешь. Унижение невыносимое. Неужели с тобой совсем не считаются? Пусть не как настоящего правителя, чьими гостями они являются, но хотя бы как марионеточного падишаха они могли бы тебя уважить?
Из этих трех лидеров один только Сталин принимает тебя, вместе с твоей матерью и сестрой-близнецом; и он предлагает тебе ликвидировать в твоей стране «прогнивший монархический строй» — таким образом, дескать, ты оставишь в истории добрый след. Улыбка — вот и все, чем ты можешь на это ответить. Презрительного отношения к тебе глав мировых держав ты не забудешь никогда и станешь ждать того времени, когда сумеешь дать им сокрушительный ответ.
Несколько месяцев после окончания войны длится ожидание дня, когда иностранные войска покинут территорию страны; однако советские войска и после этого продолжают оккупировать Южный Азербайджан. Ты все так же остаешься падишахом без власти, а состояние дел в Иране по-прежнему неуклонно ухудшается: страна разваливается, народ нищает. Депутаты меджлиса чего только не говорят О твоем венценосном отце, а газеты и журналы полны сообщений о воровстве и поборах членов монаршей семьи, о преступлениях и предательствах, о политических заключенных, об уколах шприцами с воздухом, об исчезнувших людях и о фабриках, плодородных землях, о двух тысячах зажиточных сел, принадлежащих шаху, и об огромных суммах в швейцарских банках…