Со «списанием» офицеров новые эскадренные миноносцы сразу «лишились подвижности», как отметил адмирал Е. И. Алексеев в последней перед войной телеграмме Ф. К. Авелану (от 21 января 1904 г.) «с почтительной просьбой… откомандировать офицеров, главным образом, лейтенантов… на миноносцах не может быть менее 2–х офицеров, кроме командира…»[74]
Видимо, адмиралы З. П. Рожественский и его помощник А. Г. Нидермиллер думали иначе, потому что массы офицеров — 70 человек до 24 февраля 1904 г. — стали прибывать в Порт–Артур только после начала войны. Впрочем, посылали и до войны, но в основном флагманов, командиров и старших офицеров — на замену заболевших или выплававших ценз. Так, в январе 1904 г. уехали на Дальний Восток контр–адмиралы М. П. Молас и M. A. Лощинский, капитаны 1–го ранга Н. М. Иванов, А. П. Андреев, Н. М. Сарнавский и… лейтенант В. И. Семенов, адъютант штаба главного командира Кронштадтского порта (тогда — С. О. Макарова), назначенный 1 января 1904 г. старшим офицером крейсера «Боярин».
О Владимире Ивановиче Семенове надо сказать особо, поскольку его судьба оказалась слишком тесно связанной с судьбой нашего героя. Владимир Иванович был значительно младше Зиновия Петровича, которому, однако (по тому времени) прямо в дети не подходил: он родился 16 декабря 1867 г. и окончил Морское училище мичманом в 1887 г., третьим по списку. В. И. Семенов, обладая достаточно острым умом и талантом публициста, много плавал, в том числе и на Тихом океане. В кампании 1901 г. он служил старшим флаг–офицером штаба З. П. Рожественского в Учебно–артиллерийском отряде и произвел на последнего весьма хорошее впечатление. Это впечатление сохранилось и тогда, когда В. И. Семенов стал адъютантом в штабе С. О. Макарова. Из штаба накануне войны он попросился во флот, не исключено, что при этом немаловажную роль сыграло желание выполнить ценз капитана 1–го ранга.
Перед отъездом из Санкт–Петербурга 14 января 1904 г. Семенов явился к и. д. начальника ГМШ и «после обмена официальными фразами не удержался спросить: что он думает, будет ли война?
— Не всегда военные действия начинаются с пушечных выстрелов! — резко ответил адмирал, глядя куда‑то в сторону. — По–моему, война уже началась, Только слепые этого не видят!»
Рожественский произнес эти слова с «сердитым видом», и Семенов подумал, что его «вопрос затронул больное место, и в раздражении он (адмирал. — В. Г.) сказал больше, чем хотел или считал себя вправе сказать…
— Ну, а все‑таки, к первым выстрелам поспею?
Но адмирал уже овладел собой и, не отвечая на вопрос, дружески желал счастливого пути…»[75]
Таким образом, по Семенову, Рожественский считал положение исключительно опасным. Однако сфера его деятельности не охватывала Дальнего Востока, где Е. И. Алексеев с его просьбами был предоставлен самому себе («полная мочь главнокомандующему»), и сама деятельность просматривалась только по отношению к отряду Вирениуса, которого из Санкт–Петербурга буквально бомбардировали взыскательными телеграммами. У Андрея Андреевича сдавали нервы. 26 декабря 1903 г. он послал Зиновию Петровичу длинное письмо, где запрашивал, в чем будет состоять его задача на случай военного времени. Надо ли будет провести отряд в Сайгон или «что иначе»?
Из Санкт–Петербурга 29 декабря ответили очередным выговором за то, что номерные миноносцы были «брошены», а «Аврора» задержалась в Пирее. Если именные эскадренные миноносцы типа «Буйный» обнаружили целый ряд дефектов в механизмах, то четыре номерных стали буквально бичом отряда 152–тошгые «№ 212» и «№ 213» были «совсем плохи», от ударов волн на них вылетали заклепки, прогибались шпангоуты, а корпуса — не имели стрингеров и грозили переломом[76].
А. А. Вирениус на следующий день написал уже Ф. К. Авелану, в конце письма он признался, что «был бы счастлив, если заменить его более спокойным и исполнительным адмиралом»[77]. 1 января «Ослябя» наконец соединился с «Дмитрием Донским», «Авророй» и ИМСШ1ЫМИ миноносцами в Порт–Саиде, где русские застали «Ниссин». «Касуга» уже шел Суэцким каналом…