— Например, попугаем — ехидно поинтересовался Алексей Васильевич. — Может такое быть?
— Не исключено… — И тут в разговор вступила Наташа. Ее чрезвычайно занимали сведения, связанные с телепатией и летающими неопознанными объектами…
Алексею Васильевичу как-то сразу сделалось вдруг смертельно скучно. Все эти сомнительные открытия он называл обычно шаманством и в компании своих сверстников, вообще — единомышленников, говаривал, примерно, так. Жизнь работой ставится, а не ворожбой и шаманством. Не люблю юродивых и поповствующих не переношу, Вот на старости лет дважды перечитал от корки до корки евангелие — последние волосы и те дыбом встают! Не убий, говорят, а кругом в этом же самом Евангелии не просто убиение, а сплошное мучительство…
— Простите, Кирилл Борисович, а вы лично в чудеса верите? — деликатно поинтересовался Алексей Васильевич, и пока Кирибор нес какую-то ерунду, переставил свой стул к углу стола и попросил:
— Позвольте вашу ручку, молодой человек.
Наташин обожатель с готовностью протянул раскрытую ладонь, очевидно ожидая гаданье по линиям руки, но услыхал:
— Нет-нет, на локоточек, пожалуйста, поставьте ручку… Вот так… Попробуем?
Кирилл Борисович оказался куда сильнее, чем можно было ожидать, Алексей Васильевич это сразу, по захвату почувствовал, и все в нем всколыхнулось боевым задором, не зря он был в свое время азартным и хитрым воздушным бойцом. До сих пор он гордился тем, как переиграл в честном воздушном бою своего последнего противника. Небо в тот день было подернуто противной дымкой — вроде и не густая, а видимость — хуже не придумаешь. Алексей Васильевич поздновато заметил атаковавший его «мессершмитт», тот не спешил открывать огонь, шел и шел на сближение, видимо, намереваясь расстрелять Стельмаха в упор. Мгновенно оцепив обстановку, Алексей Васильевич резко убрал газ, рисковано ощетинился посадочными щитками, сунул ногу до отказа в сторону, еще и шасси выпустил, и противник, никак не ожидавший такого, проскочил атакуемого, подставив ему свой хвост.
Надо разозлиться… как следует разозлиться… в любой схватке это важно… Его нынешний противник, этот краснопиджачный бугай, что сидел набычившись за столом, ненависти у Алексея Васильевича не вызывал… Тут требовалось, очевидно, изменить тактику… да-да-да… И Алексей Васильевич стал дышать притворно прерывисто и часто, он покраснел лицом. Всполошилась Лена:
— Сейчас же прекрати, дед! Хочешь чтобы тебя кондрашка хватила… Хватит!
Алексей Васильевич поглядел в глаза противника и, понося того последними словами, разумеется, про себя, мысленно, обнаружил едва уловимое трепетание его зрачков. «Ну, сука ржавая, ну сейчас я тебя натурально сделаю». И Алексей Васильевич на ничтожное мгновение ослабил давление на руку Кибора. Не оценив коварства старика, тот, выражаясь по-авиационному, включил форсаж и… выдохся. Распластав чужую руку на столе, Алексей Васильевич, обращаясь исключительно к Наташе, прокомментировал:
— Рановато, подруга, твой обожатель кончил, мог бы вполне еще малость продержаться, но… И теперь я позволю себе сказать: он пошлый болтун, твой ведомый, ботало… — С этими словами Алексей Васильевич откланялся и удалился в свою комнату, где обнаружил спящего на дедовом диване не раздетого Тимощу. У самой подушки лежал старинный ветрочет, навигационная линейка и наколенный планшет — его любимые игрушки, бывшие некогда «табельным» имуществом Алексея Васильевича.
Не нарушая ночного полета внука, дед стащил с него башмаки и уселся в кресло. Его донимали мысли, непостижимым образом связывавшие день нынешний со временем давно минувшим. Когда-то ему внушали: пионеры — не плачут; позже это подразумевалось само собой — летчики тем более не плачут… А ведь и тем, и другим случалось ронять слезы…
Уже донашивая свои последние подполковничьи погоны, Алексей Васильевич совершенно случайно попал в Питер — перегнал, как помнилось, старенький Як-11 в капитальный ремонт, машину учебно-тренировочную, старыми летчиками всерьез не воспринимавшуюся. Сдав самолет ремонтникам, с парашютным чехлом в руках, в чехол он запихал еще и личные свои вещи, брел Алексей Васильевич вдоль Невского и соображал, где бы ему поесть, прежде, чем заниматься билетом на Москву.
Приглядев ресторанчик не из шикарных, Стельмах перешагнул порог и увидел: комендантский патруль во главе со старшим лейтенантом-наземником пытается эвакуировать из заведения тяжело хмельного собрата-авиатора, во всяком случае, на выводимом была кожаная летная куртка — нарушение формы одежды в городе! — как немедленно сообразил Алексей Васильевич: он сам был точно в такой же куртке.