Мама хлопает в ладоши.
— У тебя всегда блестящие идеи. Давайте так и сделаем. Напиши ей и пригласи к нам на следующей неделе. Ох, а ещё лучше узнай, какие у неё планы на сегодня! — она кивает мне.
— Да! Пригласи её! — встревает Трент. — И Чес тоже пригласи.
Сжимаю челюсти:
— Я не буду писать Стоун. — Она, наверное, отдыхает после нашей совместной ночи необузданного секса, не говоря уже о том, что не хочу видеть её в центре махинаций моей семьи, пытающейся свести нас вместе.
— Кто эта девушка? — спрашивает отец, и мы все поворачиваемся к нему, стоящему за спиной мамы, он ёрзает и держит в руках картонный поднос с миской попкорна и двумя сортами пива.
Он посторонний и понимает это.
— Ребекка Фильдстоун, — отвечает мама, — та журналистка, которая засветила свою грудь на весь Хьюстон, но Кейд всё держит в секрете.
Я недовольно стону:
— Нет никаких секретов… — я замолкаю. Нет смысла объяснять им о Стоун. Всё станет только хуже.
— Трения на работе? — восклицает мама. — Звучит интересно.
Я выдыхаю:
— Мам, не выдумывай. Стоун и я… всё сложно. Она пытается занять место ведущего.
Глаза Трента становятся игривыми.
— Она нравится тебе, признай. Позвони ей.
Я бросаю на него строгий взгляд.
— Мы не в третьем классе, Трент. К тому же, уже поздно для звонка.
— Может быть, ты и прав, — говорит мама. — Обычно в последний момент звонят ради секса.
Трент смеётся, а я просто качаю головой, переводя разговор на Дедрикс и футбольную команду.
— Думаешь, они могут выиграть чемпионат? — спрашивает отец чуть громче необходимого, встревая в разговор. Видно, что ему чертовски некомфортно. Вот и хорошо. Понадобится куда больше времени, чем один вечер в кинотеатре, чтобы я изменил своё мнение касательно того, чтобы впустить его в наш круг.
— Пока что они непобедимы, — отвечаю я. — Просто хотелось бы я сделать для них больше. Этим детям нужно всё: лучшая защита, ноутбуки в классах, как в более обеспеченных школах. — Возвращаюсь мыслями к словам Марва о сборе средств. — Им нужны деньги.
— Я могу с этим помочь, — говорит отец.
Я в удивлении приподнимаю брови. «Хилл Глобал» стоит миллиарды, но единственная благотворительность, которую одобряет совет акционеров, — это известные исследовательские больницы в Хьюстоне. Не представляю, чтобы они рвались помочь Богом забытой школе — мало рекламы.
Мама привлекает отца ближе к нашей группе.
— Что думаешь, Бэрон?
На минуту он замирает, и мне кажется, я замечаю проступающий пот у него на лбу.
— Что ж… Нам нужно воспользоваться налоговыми льготами, а помощь местной школе кажется довольно выгодным делом, особенно если в это вовлечён мой сын. — Он переводит взгляд на Трента и прокашливается. — Вообще-то, я считаю, это только что пришло мне в голову, Трент мог бы значительно помочь в организации благотворительного гала-концерта для вашей школы. Он креативен… есть у него такое… — голос его стихает, и отец начинает ёрзать, выражая неуверенность, будто удивляясь своим же словам.
Мы молча смотрим на него во все глаза, и лишь шум проходящей мимо толпы кинозрителей гудит за спиной.
— Мне за это заплатят? — Трент первым прерывает молчание.
Отец выпрямляется.
— Конечно. Будешь отвечать за мероприятие, его организацию, станешь связующим звеном между компанией и школой.
Звучит словно целиком выдуманная позиция.
— Что за игру ты ведёшь, черт тебя дери? — спрашиваю я.
Вот оно. Я сказал то, о чём думал с тех пор, как зашёл сюда.
Он лишь смотрит на меня, часто моргая.
Мама шлёпает меня по руке.
— Будь милым и прекрати ругаться.
Трент пристально смотрит на отца.
— Ты же понимаешь, что я всё еще гей, так? И не важно, что ты делаешь для нас — или для меня, — я по-прежнему буду геем.
Какое-то время отец смотрит себе под ноги, но затем поднимает глаза.
— Я это понимаю.
Я точно в своей вселенной? Что происходит с моим отцом?
Сожаления?
Мама?
Неизлечимая болезнь?
Понятия не имею.
Объявление по громкой связи даёт нам понять, что показ фильмов скоро начнётся. Нервно оглядываясь, отец переводит взгляд с постера на постер.
— Так, эм-м-м, что именно мы смотрим?
Проследив за его взглядом, вижу список фильмов. На весь кинотеатр всего три экрана — такое ощущение, что они проводят месяц гей-парадов.
Трент оживлённо улыбается:
— Значит, «Горбатая гора», «Филадельфия» или «Трансамерика». Выбирайте, мне все нравятся.
— «Хотел бы я знать, как забыть тебя», — цитирую я персонажа из «Горбатой горы». Трент хватается за грудь.
— Успокойся, душа моя. Обожаю Джейка Джилленхола.
— Да! Выбирай этот! — Мама берёт отца за руку, таща его к экранам. — Тебе понравится. — Она хлопает его по руке. — Наверное, там есть ковбои.
Мы с Трентом встаём в очередь за ними.
— Это всё чертовски странно, — говорю я Тренту, наблюдая, как они заходят в тёмный зал кинотеатра и идут к своим местам посередине.
— В следующий раз приду с парой. Хочу посмотреть, как он с этим справится, — отвечает Трент, занимая кресло рядом с мамой.
Просматривая анонсы фильмов перед основным показом, мыслями возвращаюсь к Стоун… и деткам… и на удивление не испытываю приступа паники. Думаю об отце, неужели он мог измениться?
Жизнь странная и непредсказуемая.
Кто, черт возьми, знает, что принесёт нам завтра?
***
Понедельник, десять часов утра. И я с нетерпением ожидаю встречу со Стоун. Мне снился сон о том, как она вытанцовывала «хулу» верхом на мне, поэтому я проснулся с твёрдым стояком. Настало время ежемесячного совещания совета директоров. По дороге к лифту в вестибюле встречаю Марва, вошедшего через противоположный вход. Он отплясывает в мою стороны и встаёт рядом, напротив блестящих серебристых дверей лифта.
— Доброе утро, — бормочу я, глядя на него сверху вниз. Он как минимум на один фут ниже меня, что приносит мне немалое удовольствие.
— Кейд, — кивает он в ответ рассеянно, словно задумавшись над чем-то.
После того, как лифт пустеет, мы заходим внутрь. Нажимаю кнопку и тут же слышу голос Стоун.
— Придержите, пожалуйста! Я уже бегу!
Я уже слышал эти слова пару раз в эти выходные. Улыбнувшись, нажимаю на кнопку ожидания.
Она забегает в лифт, и мы встречаемся взглядами. На каблуках высотой три дюйма, в облегающей красной юбке и свитере нежного кремового цвета, подчёркивающих изгибы её тела, она выглядит чертовски сексуально. Я хочу съесть её. Залившись пунцовой краской, она опускает голову. Мне нравится, как она смущается.
Проследив глазами ко второму пассажиру лифта, она вдруг вздрагивает.
— О, Марв! Не заметила вас сразу. Доброе утро! Как провели выходные? Мои прошли отлично. Потрясающе! Просто невероятно! — Стоун восторженно взмывает руками.
Я улыбаюсь.
Марв хмурится.
Стоун пятится назад.
— Вы заходите или как, Ребекка? — спрашивает он раздражённым тоном.
Я протягиваю руку, чтобы придержать двери лифта.
— Ну?
Стоун кивает.
— Нет-нет, всё в порядке. Я… я кое-что забыла в машине. Пока!
И вот она уходит, практически сбегает из лифта.
Я вздыхаю, мыслями возвращаясь к нашим со Стоун сценам, проведённым вместе в эти выходные.
— Чему ты улыбаешься? — спрашивает Марв, когда двери, наконец, закрываются.
— Просто чудесный день, Марв.
Он ухмыляется.
— Мне вот нечему улыбаться. Я продолжаю получать письма с жалобами на Ребекку и эту чёртову обезьяну. Ей лучше заниматься съёмками.