<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Три окна старого двора</p>
<p>
</p>
<p>
1</p>
<p>
</p>
<p>
Антонина Васильевна жила с дочкой Лялей, рано созревшей барышней. Ляля была хороша собой, беленькая, полногрудая, со стройными ногами и вьющимися колечками волосами. Поведением отличалась чересчур непосредственным. В учебе она не видела никакого смысла и даже восьмилетку еле-еле закончила. С тех пор сидела дома, ничем не занимаясь. Ляля мечтала об одном: скорее выйти замуж и покинуть это убогое жилище в постылом дворе и надоедливую мать. Антонина Васильевна мечтала о том же: помучиться еще немного с этой дурой, удачно выдать замуж бесприданницу, ну а после зажить, наконец-то, «для себя».</p>
<p>
Личной жизни у Антонины Васильевны после развода с мужем не было никакой. Внешне она была очень даже ничего в свои сорок с небольшим. Но вот характер имела просто невыносимый. Не обладая большим умом и тактом, она стремилась все контролировать и всюду совать свой нос.</p>
<p>
Женихов Ляле поставлял ее двоюродный брат Витя, парень шебутной, но добродушный. При всей несерьезности кузена-сантехника, как правило, он водился с ребятами приличными, среди которых попадались даже студенты. На одного из них и запала Лялька.</p>
<p>
Компания собиралась у Антонины Васильевны два раза в месяц, строго по субботам. Хозяйка напекала хворосту, посыпала его сахарной пудрой, но почему-то врала, что «это все Лялечка старается». Дочка по дому вообще ничего не делала. Ребята приносили привычное дешевое белое вино. Садились за круглый стол в гостиной, шумели, шутили. Потом включали бобинный магнитофон «Айдас» и танцевали твист. Как всегда.</p>
<p>
Антонина Васильевна устраивалась на кухне за столиком с чашкой чая и наблюдала за компанией в окно, соединявшее кухню с гостиной. Собственно говоря, это и была вся жилплощадь неполной семьи. Обидная теснота взывала к одному: надо Ляльку куда-то сплавить, удачно выдать замуж. А Алик, ее новый кавалер, уже институт заканчивал и был, как проинформировал Витя, сыном какого-то шишки из горкома партии. Перспектива наклевывалась…</p>
<p>
Поначалу молодежь смущалась из-за странного поведения хозяйки дома. Они себя чувствовали артистами на сцене, за игрой которых наблюдал всего один зритель. А может, и режиссер. Но потом привыкли. В меру гостеприимную, но излишне любопытную Лялькину маму просто перестали замечать. Сидит – ну пусть и сидит себе, наблюдает.</p>
<p>
Антонина Васильевна ни с кем из соседей не водилась. Ни за солью, ни за спичками к ней никто не обращался. Да и как общаться с человеком, который ни с кем вокруг не здоровается! Она вообще обладала редким даром настраивать против себя людей. Ссорилась по пустякам. Но особо давняя вражда у нее была с ближайшим соседом, с которым стенка в стенку жила. Хоть перестукивайся. Они ровесниками были, но к Антонине Васильевне соседи обращались, правда, крайне редко, сухо, полуофициально, по имени-отчеству. А его, Гургена этого, звали ласково, по-свойски, как вечного мальчишку – Гуриком.</p>
<p>
Антонина Васильевна являлась явным антиподом соседу и не скрывала своей нелюбви к Гурику. Она, интроверт, никого не впускала в дом, кроме Витькиной компании (да и то исключительно в надежде пристроить Ляльку и навсегда передать в надежные руки). Ни к кому во дворе отродясь не заходила и не собиралась. И порог ее дома никто никогда не переступал.</p>
<p>
Гурик, напротив, был открыт для всех. После развода жил он один, холостяковал, время от времени приводя к себе очередную пассию. Деньги у Гурика водились – работал таксистом. Нравом он обладал легким и веселым, люди к нему тянулись. А главное, во дворе было только два телевизора – у Антонины Васильевны и ее беспутного соседа. К ней, понятное дело, никто никогда не просился телевизор посмотреть. А вот у одинокого таксиста получился настоящий проходной двор. Соседи, правда, старались «иметь совесть» - больше трех-четырех в его дом одновременно не приходили. Да и то, когда кино показывали или праздничный «Голубой огонек». Но вот летом, когда шел интересный фильм или футбольный матч, Гурик выносил телевизор на кухню, распахивал окно, выходящее во двор, и ставил свой «Рекорд» на подоконник. Весь двор собирался возле «ящика». Выходили со своими табуретками, а некоторые пристраивались на раскладушках, на которых после «телесеанса» сразу и засыпали. В жару многие спали под открытым небом или с распахнутыми дверями и окнами. Кроме, разумеется, Антонины Васильевны.</p>
<p>
</p>
<p>
2</p>
<p>
</p>
<p>
Мария обитала в «растворе», который к штукатурке, бетону и стройке вообще не имел никакого отношения. Так назывались необычные старые квартиры в одноэтажных домах этого южного города. Одни двери там были внутренними, другие - наружными, состоявшими из двух деревянных створок, соединенных висячим замком. Когда они растворялись, жилец оказывался сразу на улице, на тротуаре, отгороженном бордюрным камнем от проезжей части.</p>