— Нет…! Нет! Нет! Нет!
Молодой не успел даже закричать, когда его ноги вспыхнули от красноватого пепла в той самой области души и растаял в воздухе чёрной дымкой смольной кутерьмы.
— Прощай… Молодой…
Слежка за пособником не удивляла, но на душе оставалось чувство, что я давно без шансов проиграл. То самое предательское чувство до дрожи пробираемой радости, что не встретил Смерть с тех самых пор, как потерял Леру. И всё же, раз триста первый сделал ставку на меня…
Медленно втянув обратно струйки живительной сизой кутерьмы, отчаянно питавшие кучку пепла там, где был Молодой, я вышел из дома. Как бы то ни было, а он подтвердил мои догадки, что все видения уж больно походили на воспоминания, чем на иной мир, которые всегда имели свою собственную стать, порядком отличаясь от других. И всё же, в голове уже вырисовывался план.
Я посмотрел на дом Хэ и с болью сглотнул.
— Пора…
Обомлевший, едва ли не остекленевший взгляд сменил показное раздражение, когда Хэ посмотрела мне в глаза, сразу почувствовав любящим сердцем то, зачем я пришёл.
— Нет…
Я молча шагнул ей на встречу, даже не пытаясь оправдаться в том, за что ненавидел себя сам… но что должен был сделать ещё очень давно.
— Не смей!
Дом сотрясался, стоило мне сделать шаг к привычному углу, где сидел брат. Лицо болело от ссадин окровавленных ногтей, а нос пробивала едкая копоть прожжённого паркета, кружившая вокруг в облаках испаряющихся девичьих слёз.
— Прошу…!
Я не смотрел назад. Не смотрел ей в глаза даже тогда, когда Хэ повисла у меня на шее в попытке остановить любой ценой, со всех силёнок отчаянно упираясь в пол алыми всполохами маны. Не смотрел, чтобы не остановиться и не поверить в заманчивую ложь, что Смерть кого-то спасёт… не поверить в спасительное зло, как бы не лились её бардовые слёзы.
— Ты знаешь, зачем я здесь… брат.
Как можно мягче отведя Хэ в сторону усилием сизой кутерьмы, я полыхнул так сильно, как только смог, и посмотрел Ростику в глаза, где впервые за столько лет действительно разглядел далёкий, едва заметный огонёк. Едва тлевшую искру, которую заметил даже Чека, но только не я…
— Так, всё-таки, ты всегда был здесь… просто не мог до меня достучаться.
Словно отвечая гневом, завывания маны срывали мебель и хлестали по слою защитной кутерьмы, а я впервые за все эти годы понял, что всегда защищал лишь свой бутафорский мирок, где мог быть богом хотя бы в собственных глазах…
— Прости дурака, брат… всё же, мне стоило потерять всех, чтобы это понять.
Едва сдерживая дрожь, я прикоснулся к заботливо отглаженной рубашке, под которой впервые разглядел спрятанное чёрное ядро. То самое магическое сердце у всех на виду, облепленное алой братской кутерьмой, что и отзывалась на истерику частички под сердцем у Хэджон.
— Всё это время ты сдерживал Смерть, а я даже не подозревал… но теперь я готов.
Полымя алой маны гневно срывало даже сизую браню, обжигая кожу пунцовым лизуном протуберанца, но, словно ожидая этих слов, брат перевёл взгляд на Хэ и впервые улыбнувшись, с облегчением унял безумство кутерьмы.
— Надеюсь, ты меня простишь…
Под стоны связанной Хэ, мои зрачки полыхнули в тот же миг, как брат незримо кивнул и закрыл глаза, а в мою душу ворвалась вся неистовая сила черной маны, заполняя душу бесконечным мраком искалеченных жизней тысячи миров…
Всего того, что убивало брата… и что, за трусость, заслуживал я.
И всё же, стоны за спиной перешли на задыхающийся плачь. Пламя алых завихров медленно растворялось в дыме прогоревшего паркета, а душа моего единственного родного человека наконец упокоилась в крошечном фрагменте под сердцем Хэ.
— Теперь…
Я не смог сказать, что отныне они всегда будут вместе. Слова просто застряли в горле, а взгляд так и не нашёл сил, чтобы посмотреть Хэ в глаза. И всё же… как бы не застилали их отчаяние и дым, я вновь почувствовал былой жар, а с ним и жгучую боль осквернённой кутерьмы, но за щелчком очутился там, где не было ненависти в каждом вдохе тлевшего паркета и взвеси испарённых слёз.
Поднабравшись от Чеки и чувствуя опасность волосками на затылке, Совесть не краснея отоврался перед маленькой девочкой в красной шапочке и завёл «папиного друга» за ближайший угол.
— Не ожидал так скоро. Всё в порядке?
Самый верный… единственный оставшийся брат стянул с головы семиклинку и растерянно забегал глазами по округе, словно высматривая скрытую камеру.
— А где Руслан Палыч?
От его слов по щеке пробежала непроизвольная судорога, а в глазах зрачки вскружились в пугающе жгучий сизый ураган, заставив глубоко вдохнуть и прикрыть глаза.