— Твою ж…!
Я не успел моргнуть, как девчонка скрылась у меня за спиной, срезав верёвку и скрывшись в соседних зарослях. Лай же дружелюбной собачонки превратился в сдавленный писк, а из чернеющих крон показался медведь.
Сердце бешено застучало. В глазах пекло, но мана испарялась, как утренний туман, стоило пересечь сизую черту.
— Ныряй под него!
Бурая стихия пронеслась мимо костра, разметав остатки пламени и замахнулся над моей головой. Я хотел сдержаться, но трусливое нутро всё равно взяло своё, прикрыв лицо руками и закричав, но…
Просвистев над головой, стрела вонзилась в мякоть медвежьей лапы, дав секунду на трусливое бегство.
Всё заняло мгновение.
Ногти сочились кровью, отползая по острым коркам льда, но одним касанием свалив шалаш из пихтовых веток, разъярённый зверь метнулся к Лере и со всей силы сбил её с ног.
Больше нутро не колебалось.
Прошу…
— Всего один разок…!
Щелчок оказался столь громким, что в горной глуши заложило уши.
И всё же…
Настоящий… грязный, дымящийся от жара на фоне вечной стужи, медведь прохрипел в чёрное зимнее небо и упал. Разрезая воздух, рогатина сочилась горячей кровью, стекавшей на руки и капавшей в сизую дымку под вспоротым брюхом.
Хоть Лера и была в десятке шагов, я не знаю, как смог открыть портал.
Всё случилось само, словно было и вовсе не со мной, но…
Стиснув окровавленную гладь, я впервые почувствовал, как в венах тёк настоящий, не поддельный кураж. Почувствовал, как пряжка лопалась не от свисавшего дерьма, а от тяжести нутра… впервые переставшего дрожать.
— Колдун…
Глаза девчонки сверкали, отражая затухавшие угольки, но руки в испуге с силой стискивали нож. Впрочем, чего я ожидал, открыв портал у ног дикарки.
В пальцах как-то сразу пропала бодрость, а пряжка вновь перестала давить.
— А можешь так же с яблоками?!
На мгновение повисла тишина. Я не сразу решился поднять глаза, но Лера терпеливо ожидала ответа, искренне всматриваясь в чудака перед собой.
— Я… яблоки…?
Губы искривились в судорожной улыбке, а до головы стали медленно докатываться те самые чувства, какие и должны.
— Ага! Может ты и колдун, но ради яблок могу и потерпеть.
Словно ничего и не бывало, девчонка отлипла от деревца и быстро вскрыла шкуру волосатого монстра, от которого у меня, наконец, затряслись колени.
— Вот! Для колдуна даже не жалко сердце!
Девчонка всё ещё стискивала нож, но искренне улыбалась из-под шапочки из снега на белобрысой макушке, с невинными глазками протягивая мне только что вырезанное кровоточащее сердце.
Из глаз полились слёзы, а изо рта кое-что похуже.
— Цена заклинания?
Похлопав по спине, Лера, словно издеваясь, подсунула сердце мне под нос, а едкий запах крови сделал дело, заставив вырвать с новой силой.
— Бедный… надеюсь, с яблоками не будет таких проблем?
От милоты и наивной алчности едва не стошнило вновь, сводя скулы до скрипа за ушами, но…
Утерев лицо скребущим снегом, я просто заржал.
Заржал так, как не гоготал ещё ни разу в жизни.
— Поверь, красавица… для моей женщины мне не жалко и такой цены.
Вновь стиснув окровавленное копьё, я кое как поднялся на трясущихся ногах, и неуверенно взял её за руку.
— Пойдём со мной… Я отдам тебе все яблоки во всех мирах, только прошу… убери это.
Язвительно фыркнув, закалённая девчонка не повела и носом от обилия крови, а лишь неспешно забрала свою рогатину из моих трясущихся рук.
— Однажды, я уже встречала колдуна.
Упав на пенёк, я уже не обращал внимания на промоченные штаны, а девчонка вновь разожгла костерок.
— И что?
— Потом слишком многих пришлось оплакать.
Прикрыв глаза собаке, Лера что-то прошептала над тельцем и присыпала землёй.
— Может, для вас за горами мир и стелен яблочной листвой, но у нас сказки не учат доброму концу.
Подобрав, извалявшегося в снегу, кролика, Лера протянула всё ещё тёплую грудку и нарочно удержав её за косточку, всмотрелась мне в глаза.
— Я старшая охотница, Рой, и поверь… знаю, насколько ревнив заснеженный лес. Старейшина доверил мне легенды нашего народа, но они не нужны, чтобы это понять… не знаю, как в твоих мирах, но наш не прощает сказки про лето и добрых чужаков.
Лера печально потупила взгляд и обессиленно отпустила кость.
— На мне пятнадцать ртов, Рой и всё же… зная всё это, я допустила ошибку.
— Ошибку? Какую?
Уняв подкатывавшую тошноту, я состроил нарочито грубый голос, от чего моя любовь лишь тихо засмеялась и протянула мне руку.