- Коленька, родной мой, хороший…Я очень люблю тебя…Я не могу без тебя, я тут… я пропаду, понимаешь?
- Почему? – спросил Кирпичников, все еще пытаясь отодвинуться, но двигаться было уже некуда.
- Потому! У меня же никого больше нет, кроме деда! Коленька, миленький… Возьми меня!
Он выставил последнюю линию обороны:
- А как же… Олег?
Последовала пауза, а потом Марина, вздохнув, серьезно сказала:
- Олега больше нет. И потом, я была совсем маленькой и ничего не понимала. А теперь у меня есть ты.
Говоря все это, она стягивала с него влажную футболку, и Кирпичников уже не мог сопротивляться. На его грудь и шею обрушился град неумелых, но очень жарких поцелуев. Дальнейшее он потом помнил плохо – что-то вроде помутнения рассудка. Вспышка, как при ядерном взрыве, нарастающий огненный шар внутри, слепящий глаза свет и испепеляющий жар…
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
3 июля 1988 года.
Тишину раннего утра рвал изношенный движок БТРа, который насиловали изо всех сил – всем очень хотелось поскорее попасть домой. Насточертело болтаться в поле, пыль и грязь въелись в кожу, «песочка» задубела от пота и стояла колом, наваливалась усталость, физическая и душевная. Хотелось смыть все это, хоть на время забыть обо всем на свете в полумраке парилки, а после нырнуть в прохладные воды бассейна. А потом – сладкие сны на чистом белье, в нормальной постели, а не в недрах не успевающего остыть за ночь БТРа.
Встречал группу Петрович самолично. По его монументальной физиономии трудно было понять, в каком он настроении. Никитин не стал ломать голову, бодро спрыгнул с брони и объявил построение.
- Строиться!
Бойцы выполнили команду, несмотря на усталость, очень быстро, зная, что чем проворнее они это сделают, тем скорее для них все закончится, можно будет отправляться сдавать оружие и боеприпасы, а потом – баня, обед и отдых.
- Равняйсь! Смирно! – я приложил правую руку к козырьку и строевым шагом направился к Петровичу. – Товарищ майор! Группа…
- Вольно! – не стал дослушивать его комбат, – Старшина, ведите людей сдавать оружие, броню – в парк, дальше все по распорядку, как обычно.
За спиной Никитина Гуляев начал распоряжаться, а Никитин переминался с ноги на ногу перед комбатом, соображая, что бы это значило? Обычно командир строго следовал церемонии встречи с боевых и до конца выслушивал рапорты.
- Там, в броне, - начал было Никитин, – безоткатка от советников - целехонькая, только без прицела. За нее…
- Черт с ней, - махнул рукой Петрович, – Гуляев сдаст на склад, потом посмотрим.
Никитин не понял. Комбат сам просил поцыганить что-нибудь из стволов у советников, а теперь нос воротит. Чего ему еще надо? Гаубицу?
- Ну, что? Навоевались? – спросил комбат, крутя свой длинный запорожский ус.
А что случилось? – искренне удивился Никитин, – Были жалобы?
- А то, друг ты мой ситный, что нашли вы всем нам на жопу развлечение почище «Черных аистов» тех проклятых. Не забыл еще?
- Такое разве забудешь?
- И это тебе тоже запомнится. Балаганов второй день докладные строчит в штабе. Ждем особистов, они должны с минуты на минуту прилететь. А, вот и легки на помине!
В небе протарахтела пара винтов.
- А чего им из-под нас надо? – спросил Никитин, предчувствуя, что в баню попадет не скоро.
- Это ты у них спроси. Только вряд ли они что скажут. Так вам, дуракам, и надо, - мстительно сказал комбат и сплюнул.
- Товарищ майор! – взмолился Никитин, – Мы-то в чем виноваты? Действовали четко по инструкции. Нам что, надо было жмура этого, залетного, закопать вместе с духами, а «посылку» его себе забрать? И потом, он ведь еще живой был…
- То-то и оно, что «был». Если бы вы сразу, на месте, его расшифровали, то мы бы на вертушке успели до нашего госпиталя довезти. Глядишь, и выжил бы, стервец. А сейчас какой от него прок? Разведчики…
- Так ведь вы знаете, товарищ майор, что ханумок этих проклятых мы стараемся без нужды не трогать, а то визгу будет, не утрешься потом, - Никитину стало тоскливо на душе.
- Ладно, не дрейфь, – Петрович уловил его настроение, которое тот и не пытался скрывать, – Я буду рядом. Все едино, придется расхлебывать вместе.
Майор тяжко вздохнул:
– Ладно, ступай в штаб, жди там, а я поехал встречать этих...
Комбат забрался в свой УАЗ, уселся за руль и резко сорвался с места.
Никитин, мысленно проклиная свою нелегкую долю, поплелся к штабному бараку, кои в Афгане почему-то принято называть «модулями». Единственное утешение: там, в штабе, имелись кондиционеры. И умывальник тоже был, так что он еще успевал ополоснуть хотя бы свою покрытую пылью физиономию.
Вспомнив, что у него загнан патрон в патронник автомата, на ходу принялся разряжать его: отсоединил магазин и передернул затвор.
Патрон улетел куда то в пыль.
Никитин и не пытался его ловить или искать, отчитываться за него здесь не надо. Не в Союзе, где даже стреляные гильзы сдают по счету.
……………………………………..
В штабе мерно гудели «кондеры», было прохладно и тихо. Никитин заглянул к дежурному:
- Здорово, генацвале, Шуру не видел?
- У Нинки он, где ж еще? – усмехнулся дежурный тонкими усами под большим грузинским носом.
На всякий случай постучав, Никитин заглянул в помещение коммутатора. Ротный сидел на столе и развлекал даму анекдотами, надеясь, очевидно, таким способом проложить дорогу в ее опочивальню. Ну-ну…
Нинкой звали одну из телефонисток штаба. Плотная, круглая, как шарик, приземистая бабенка за тридцать – на Родине на нее можно было запасть разве что после третьего стакана, но здесь она чувствовала себя королевной. От претендентов отбоя не было. Но претендовали, увы, не на руку и сердце, а лишь на место в ее койке, что Нинку категорически не устраивало, она мечтала о спутнике жизни. Грех осуждать за это женщину. К ней клеились многие, но все без толку. Шура, истосковавшийся по женской ласке, не был исключением.
Никитин окликнул его, потому что капитан вроде и не заметил появления взводного.
- Шура, я тут.
- Я еще загляну, - пообещал Шура штабной прелестнице, с неохотой слезая со стола, – Здорово! – это уже Никитину, – Приехали? Все нормально?
………………………………………………………
Офицеры вышли из модуля штаба. У Шуры было обалделое выражение лица.
- Надо же, а Петрович даже не счел нужным меня проинформировать. А я тут ломаю голову, за каким чертом меня заставляют по третьему разу докладную переписывать! «Поподробнее давай!», – передразнил он кого-то.