- Отпусти! Чего тебе нужно?
- Да ничего особенного. Чего ты бежать шарахнулась? И вчера где тебя носило?
- А твое какое дело? – пропыхтела Надежда, - Да отпусти же, больно!
- А дело такое, что по твоей милости человек сейчас помирает. Ты бы хоть навестила умирающего, а?
- Ага. Помирает. После литры выпитый! Знаем-знаем! Проходили! Мне уже рассказали, как вы тут вчера куролесили.
- Это, женщина, с горя. Исключительно с большого и безысходного горя и расстройства чувств-с! Поимейте же сердце, madame , навестите несчастного!
Наденька чуть смягчилась.
- Что, совсем плохой?
- Увы, madame !
- Много вчера выжрали?
- Увы! - грустно подтвердил Кирпич, – И ещё раз - увы!
- Дураки! Про вас весь госпиталь сегодня только и говорит!
- C’est bien dommage, madame, - вздохнул Кирпич. Французского он не знал, просто нахватался дежурных фраз и словечек из языка Мольера и Дюма от своего бывшего сослуживца, выпускника Военного института иностранных языков. Делал он это с единственной целью: произвести при случае впечатление на юных, неискушенных дев. Надо признать, иногда помогало.
На Надежду тоже произвел впечатление парижский прононс Кирпичникова, долго шлифовавшего его под руководством профессионального переводчика, но виду подавать не хотела:
- Хоре выеживаться! Бить вас некому…
- Это точно, - ухмыльнулся Кирпичников.
- Ладно, передай ему, что загляну через часик, сейчас не могу: нужно еще белье из прачечной принять.
- Я тоже не могу, у меня дела.
- И откуда ты, такой деловой? – поинтересовалась Надежда.
- Оттуда же, откуда все.
- И откуда все? – продолжала ехидничать Надежда.
Кирпичников сделал удивленное лицо.
- Такая большая девочка, даже медичка, и до сих пор не знает, откуда появляются абсолютно все?
- Дурак! – порозовела Наденька. – Пошел вон!
- Адьё мадам, – Кирпичников коснулся козырька своей фуражки и отчалил, уверенный в том, что Евгений после неизбежного кошмарного пробуждения будет окружен заботой и лаской, которые помогут ему пережить физические и душевные страдания.
……………………………….
У в хода отделение «Сберкассы», Кирпичников искал глазами урну. Чтобы кинуть в нее бычок, когда услышал, как его кто-то окликает:
- Колька! Кирпичников!
Обернувшись, Кирпич увидел, что из группы офицеров в камуфляжной форме, только что, видимо, вышедшей из штаба, кто-то машет ему рукой.
От группы отделился один из офицеров и широким шагом направился к нему.
- Коляныч! – радостно проорал он, приближаясь, и раздвигая руки.
- Здорово, Мика! – признал его Кирпич
Они обнялись.
Кирпичников обратил внимание на защитного цвета майорские звездочки на тряпичных погончиках старого камрада.
- Здорово, чертяка! – Мика хлопнул его по предплечью, – Как ты? Давно здесь загораешь?
- Давно, в декабре замена, - скромно ответствовал Николай.
- Значит, остаешься верен родному СПЕЦНАЗу? Молодец! Небось, вся грудь в орденах?
- Да не шибко как-то…
- Что так? Начальство зажимает? Безобразие! И со званием, смотрю, тоже. Кто там у тебя комбатом? Этот, как его, хохол: Непийвода? Нагнибеда? Будем устранять непорядок!
Кирпичников вздернул голову.
- Не стоит, Мики. Я уж как-нибудь сам здесь разберусь.
Гончаров рассмеялся.
- Да ты не дрейфь! Мы же здесь по вашу душу, с комиссией. Я ведь теперь в главке служу. После Германии, уже почти три года. Завтра вылетаем в бригаду, а потом по батальонам прокатимся. С вас и начнем!
- А здесь чего зависли? – спросил Киприч из чистого любопытства. «Камрад» быстро становился Кирпичникову все более неприятен. Самоуверенность и самодовольство из него так и пёрли. Он уже мало напоминал того, в общем, неплохого парня, с которым было немало выпито и переговорено. Оказывается, совместная выпивка – не самый надежный способ узнать человека. А, может быть, все-таки не человек красит должность, а совсем наоборот? Как там у французов? Noblesse oblige – Положение обязывает.
- Да, так… Войсковики своих трясли: разведотдел и разведбат, а мы так - припухали. А куда спешить-то? Время идет, чеки капают! Ладно, я помчался. Завтра будем у вас. Посидим, тяпнем, потрындим за жизнь, как в прежние времена. Кстати, тут, говорят, у вас мумиё индийское можно купить на базаре, меня в Москве просили привезти. Посодействуешь?
Глава 7
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
4 июля 1988 года
- Разрешите идти? – Шура взметнул ладонь к козырьку кепи.
- Не торопись! Завтра к нам прилетает комиссия. Так что, хлопцы, звиняйте, полноценного отдыха у вас сегодня не предвидится.
Офицеры приуныли.
Петрович это заметил.
- Потерпите. Как только они улетят, дам по выходному. А сейчас - в роту! После обеда личному составу два часа отдыхать. Личному составу, а не вам! Вы – сразу ко мне. На доводку задачи. Ясно?
- Так точно, товарищ майор! – со скучным лицом ответствовал Шура.
- То-то! Время пошло. Вопросы есть?
- Есть, товарищ майор. Кто там, в этой комиссии?
- А тебе не один хрен? Ладно. Главный – полковник Прохоров, заместитель начальника управления.
- Что-то не слыхал про такого, - наморщил лоб ротный.
- Немудрено, - хмыкнул Петрович, – Это я начинал служить с ним одновременно в Закавказской бригаде, в Лагодехи. Я – взводным, он – помощником по комсомолу в политотделе.
- Из политбойцов, что ли? – удивленно вздернул брови Шура, - Как же его в главк-то занесло?
- Лапа, наверное, мохнатая. Он так и шагал: сперва - «комсомолец», потом – инструктор политотдела, потом - в Германию. Оттуда – прямиком в главк. На командных должностях ни дня не служил! Полковник, мать его… – в голосе комбата проскользнула нотка обиды. Но он тут же одернул себя, - Впрочем, вас это все не касается. Комиссия, она и в Афгане - комиссия! Готовиться по полной программе и делать то, что я скажу! И вести себя перед комиссией соответственно! Выполнять!
Офицеры поплелись «выполнять». Настроение было отвратительным. Молчание нарушил Шура. Отбросив окурок сигареты, которую смолил на ходу, чего обычно никогда не делал, он сплюнул и сказал: