Послонявшись без толку по квартире, он остановил свой взор на секретере в своей комнате и раскрыл его.
- Нога… Точнее, рука человека не ступала здесь, кажется, с момента окончания мною военного училища.
В секретере лежали стопки каких-то бумаг и старых тетрадей, россыпью валялись давно засохшие шариковые ручки и такие же окаменелые запасные стержни к ним, сломанный будильник «Слава», еще какая-то дребедень. Отдельно стояла большая картонная коробка из-под женских сапог.
Он вытащил ее и раскрыл. В ней навалом лежали черно-белые фотографии. Взяв несколько из них в руки, бегло просмотрел. Все они были его школьной поры. Многие из них нащелканы им же, дешевенькой «Сменой-8», приютившейся тут же в секретере, среди прочего хлама веков.
Бросив фотки обратно в раскрытую коробку, он посмотрел в окно. Почти напротив, через дорогу стояло грязновато-белое здание школы, где он проучился десять лет.
- «Давно, друзья веселые, простились мы со школою...» – ни с того, ни с сего, начал он мурлыкать под нос, - Это верно, давненько. «Но каждый год мы в свой приходим класс…» А вот это — уж дудки! Я больше ни разу туда не заходил, хотя вот она - рукой подать.
Он еще раз просмотрел несколько снимков и принял твердое решение. Вытряхнув из коробки пылесос, начал методично рвать фотографии, одну за другой, швыряя ошметки в коробку. Поначалу смотрел на истребляемые отпечатки, потом плюнул и стал рвать их, не глядя. Коробка наполовину заполнилась обрывками. Следом туда же полетели фотоаппарат «Смена» в дерматиновом футляре, сломанный будильник «Слава», засохшие ручки и стержни к ним, окаменевшие ластики, еще чего-то канцелярское.
В пачке бумаг, которые он рвал, обнаружилась стопка «Похвальных грамот», которые он регулярно получал с 1-го по 10-й классы за участие в различных олимпиадах, конкурсах и т.п. Их Никитин разодрал в лапшу с особенным удовольствием. Последними полетели в пылесосную коробку картонки с наклеенными на них композициями из засушенных листиков и цветочков – все они были украшены снизу, в правом углу бумажкой с надписью: «Гербарий. Игорь Никитин, 4 «А» класс».
Когда все было кончено, секретер остался совершенно пуст. В нем одиноко ютился только гипсовый бюстик Пушкина, покрашенный «под бронзу», – его он тоже получил в качестве приза за победу на школьной олимпиаде по литературе.
- А вот Александра Сергеевича уважим. Оставим. Гению, даже в таком облупленном виде, не место на помойке!
Натянув спортивный костюм, он отнес коробку вниз по лестнице и вытряс ее содержимое в мусорный контейнер у подъезда.
Вернувшись, Никитин прошел к телефону в коридоре, но набранный номер молчал.
Попробовал дозвониться до боевской супружницы, там тоже никто не ответил.
- Черт с ними, со всеми, перезвоню с утра. А теперь спать, спать, спать… - еле доползя до своей кровати и даже не утруждая себя настиланием белья, он обрушился на нее, как памятник Вождю Народов после ХХ съезда КПСС. И мгновенно отключился.
***
Титры: Москва. СССР.
10 июня 1988 года
Никитин набрал номер мачехи Шуры.
- Ванда Станиславовна, здравствуйте, это я – Никитин Игорь, помните?
- Здравствуй, Игорь! – почти прокричала она в трубку, – Горе-то, горе какое! – Послышались всхлипывания.
- Ванда Станиславовна, примите мои соболезнования. Я привез личные вещи Виктора и хотел бы передать их вам. Могу я сделать это сегодня?
- Ах, да, конечно! В любое время, мы с Агнешкою дома. Тут вчера приезжал полковник… Забыла его фамилию…
- Коротченков, - подсказал Никитин.
- Вот, вот. Такой вежливый, предупредительный! Он сказал мне, что они сами сделают все-все, ты представляешь? Завтра обещал прислать за нами машину. Ты можешь заехать, когда тебе будет удобно.
- Хорошо, Ванда Станиславовна, я буду у вас в одиннадцать часов. Да… Еще тут ко мне обращался какой-то грузин, вчера в госпитале. Сказал, что он муж…
Ванда зашлась в таком визге, что я невольно отдернул ухо от трубки.
- Какой он, пся крев, муж! Он варнак, жулик и проходимец! Наплел бедной девочке, что режиссер, работает с самим Михалковым, что у него дом в Тбилиси и дача в Сухуми, что на съемки за границу скоро уезжает! И её с собой возьмет. Заморочил девочке голову! А сам – босяк и аферист! Пытался уговорить прописать его! Нет, ты только представь: про-пи-сать! А потом смылся, прихватив Агнешкины украшения, все, что было! Матка Боска, как она плакала!
Никитин приложил трубку к груди и поднял очи горе. Когда из трубки перестали доноситься неразборчивые проклятия вперемешку с всхлипами, он снова приложил трубку к уху и совершенно серьезно сказал:
- Напишите заявление в милицию.
- Уже написали, - было слышно, как Ванда высмаркивается. – Мерзавца ищут и, надеюсь, обязательно найдут. Он должен получить по заслугам! Так что, Игорь, если этот негодяй появится еще раз, сразу звони ноль-два!
Никитин скорчил самому себе рожу в зеркало, но вслух сказал:
- Конечно, Ванда Станиславовна. Но лучше будет, если я сам его скручу и доставлю в отделение.
Она не уловила иронии в его голосе.
- О! Это было бы просто замечательно! И ничего ему не отдавай! Мы тебя ждем, - раздались короткие гудки.
Никитин прошел в кухню и снова наполнил чайную кружку кислятиной розлива Московского межреспубликанского винзавода.
- Да, Шура, как не хочется ехать к этим твоим, так называемым, родственникам, но придется.
Никитин глотнул из кружки, и, поморщившись, выплеснул содержимое в раковину.
И поставил на плиту чайник.
Он уже закипал, когда послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Никитин привстал.
Дверь открылась, и наступила пауза.
Потом он услышал голос своей матери:
- Кто здесь? – снова пауза.
– Игорь! Это ты?
- А кому тут еще быть, - сказал он, выходя в коридор.
Объятия, слезы, снова объятия, и снова слезы. Ему было страшно неловко принимать на себя весь этот водопад бурных эмоций, и он постарался поскорее его закончить.
- Прости, Ма, но у меня еще есть пара срочных дел в Москве, и мне сейчас некогда. Это недолго. Я вернусь, и мы обо всем поговорим. Обязательно дождись меня, хорошо?
- Погоди, только скажи: ты… насовсем? Или в отпуск?
- Увы, ма! Я всего лишь в служебной командировке. На неделю. Завтра… Завтра у меня еще одно важное дело, а потом я совершенно свободен.
Мать заволновалась.
- Ведь тебе и поесть-то тут было нечего! Холодильник совсем пустой!
- Там была целая курица. Я ее сварил и съел. Извини.
- Это ты меня прости, что укатила на дачу и ничего съестного в доме не оставила!