А вдруг?.. — произнес мой внутренний голос.
А вдруг?..
Терновник
На следующей неделе Жанна-Мари исчезла. Никакой тайны из этого не делали: она забралась в телегу, где уже сидела ее мать, возчик ударил лошадь кнутом, и под скрип колес они уехали. От ворот донеслось лишь эхо лошадиных копыт и шорох гравия. Доктор Форе проводил их невозмутимым взглядом, задал нам переводить что-то из Цезаря и пять страниц из Монтеня, а потом написать конспект, состоящий не более чем из трехсот слов и не менее чем из двухсот пятидесяти.
Доктор Форе уже давно никого не порол. От злости он трепал нас за уши, швырял в нас учебники, вышибал из-под нас стулья, но никого больше не заставлял растягиваться на столе в актовом зале, подставляя зад ивовым прутьям. В остальном же школьная жизнь шла своим чередом. Директор руководил учителями, учителя — старшеклассниками, а старшеклассники — нами. То было французское государство в миниатюре, сказал мне Эмиль. Он тайком читал книжки, которые доставал из запертого шкафчика в библиотеке, — замок он взломал и, несомненно, заслужил бы этим порку, но шкаф стоял в самом темном углу, и снаружи замок казался целым. Единственное повреждение можно было заметить, только приглядевшись: в том месте, где Эмиль воткнул нож в дверцу и надавил, дерево слегка расщепилось, а медь погнулась. В ту ночь я тоже был в библиотеке.
— Эмиль…
Он подскочил на месте, не зная, злиться ему на меня или радоваться.
— Ты что тут делаешь? — прошипел он.
Я посмотрел на его нож, взломанный замок и сказал, что могу задать ему такой же вопрос.
— Даю свободу знаниям!
Я рассмеялся, а он нахмурился. Что я мог поделать? Эмиль молол чушь, как афинский демагог, о которых доктор Форе отзывался подчеркнуто грубо, поскольку они были чужестранцы, ратовали за демократию и предавались противоестественным порокам. Нам было тринадцать лет, поэтому больше всего нас интересовали противоестественные пороки.
На первой гравюре, которую мы открыли в первой попавшейся книге, из женщины с раздвинутыми ногами с помощью крючка доставали ребенка. Мы решили, что мертвого. На второй человеку отпиливали руку. Эмиль захлопнул книгу и поставил ее на место. У нее был потрепанный кожаный корешок, как и у всех остальных книг в шкафу. Мы оба запомнили, где она стоит, и решили непременно прийти и посмотреть еще разок.
— Как дела? — спросил Эмиль.
— Нормально.
Мы с Жанной-Мари дружили уже больше года. Я скучал не только по поцелуям и ощупыванию ее тела под блузкой. Я привык к нашим разговорам. С ней я мог поделиться самым сокровенным, о чем больше никому никогда не рассказывал. Эмиль по-прежнему виделся со своей гусятницей. Ходили слухи, что их видели в лесу: они валялись в цветущих колокольчиках, и она, хихикая, била его по рукам. Эмиль ничего мне про нее не рассказывал. И я был этому рад.
Большую часть времени я проводил на кухне: виконт предложил директору дать мне на это разрешение. Справившись с первоначальным гневом (где это видано, чтобы мальчишка давал ему советы!), главный повар выделил мне крохотную и невыносимо душную каморку рядом с большой печью. Я по-прежнему носил ему кроликов — хотя и не так часто, как в прошлом году, — и все, что годилось в пищу. Монет за пойманную живность он мне больше не давал, видимо, считая мое пребывание в его царстве достаточной платой.
Моя книга рецептов росла с каждой неделей. За весной пришло лето, на кухне стали появляться овощи и травы. Крысы, пойманные в мусорной яме, на вкус были кислые. А вот те, что кормились свежим зерном, имели приятное и чистое мясо, которое достаточно было обжарить в сливочном масле и приправить мятой. Я скормил немного Эмилю и сказал, что это курица. Он мне поверил, хотя, на мой взгляд, она больше напоминала сову. Затем я убил ужа и потушил его мясо вместе с кошатиной, как делали китайцы. Если это блюдо и оказало какое-то действие на мое проворство и жизненные силы, то оно было незначительным. Свой блокнот я прятал в очевидном месте: рядом с первой книгой в запертом шкафу. Корешок у него был такой же потрепанный, поэтому снаружи никто не заметил бы разницы.
Моя жизнь резко изменилась в тот момент, когда я писал рецепт приготовления лесной сони — ее мясо меня разочаровало. Соус свернулся, гвоздика пришлась совершенно не к месту, а мясо было кислым, как дикие яблоки. Расстроенный, я выглянул в окно библиотеки и увидел, что по дороге к воротам едет телега. Спереди сидел кучер, а за ним расположились мадам Форе и Жанна-Мари, которая стала чуть больше похожа на мать. Со дня их отъезда прошло полгода. Никто не знал, куда они пропали, хотя догадок было множество: самая правдоподобная заключалась в том, что у Жанны-Мари разболелась бабушка. Но чаще всего мальчишки шутили, что после страстной ночи с полковником мадам Форе швырнула в мужа гребень и сбежала, прихватив с собою дочь.