Итак, они вернулись. Я вскочил и бросился вниз по черной лестнице (парадной нам пользоваться запрещали). Только во дворе я сообразил, что не могу просто подбежать к Жанне-Мари и обнять ее.
Доктор Форе оглянулся на меня в тот самый миг, когда я резко остановился перед телегой.
— С-сундуки, — выдавил я. — Вам, верно, пригодится помощник.
— Пригодится, — кивнул доктор Форе.
Он подозвал еще двух мальчиков, и вместе мы кое-как стащили на землю багаж, но сперва я подошел к телеге и подал руку мадам Форе и ее дочери. Жанна-Мари на меня даже не взглянула. Когда мы наконец приволокли сундук во внутренний дворик, а затем подняли по ступеням к двери (эта часть школы была самой старой, ее строили в дни восстаний и гражданских войн, когда никто в здравом уме не располагал двери на уровне земли), Жанну-Мари я нигде не увидел. Затем мы втащили по лестнице еще два сундука, перешептываясь о возможном их содержимом — они были невероятно тяжелы, и наши фантазии становились с каждым шагом все безумней. В конце концов мы решили, что там должен быть труп любовника мадам Форе, залитый свинцом. Наконец мы ввалились в дверь, и я обнаружил перед собой Жанну-Мари.
— Надо поговорить, — сказала она.
Остальным хватило одного взгляда на ее хмурое лицо, чтобы сбежать, толком не попрощавшись.
— Жанна-Мари…
Я сделал шаг вперед, она — шаг назад.
— С тебя кошка! — в ярости прошипела она. — На собаку мне плевать, а вот кошку ты мне должен, ясно?!
— Ты же говорила, она пердит и мех у нее вонючий…
— Грубиян!
Она сказала это совсем как взрослая. Лицо ее за время отъезда стало мягче, бедра — круче, под блузкой показались характерные бугорки. Она с досадой запахнула пальто.
— Понял? Ты должен мне кошку!
Жанна-Мари развернулась, и у меня в груди екнуло.
— Погоди! — взмолился я.
Она не остановилась.
— Какую кошку-то? — в отчаянии спросил я.
Жанна-Мари замерла: вопрос застал ее врасплох.
В уголке ее губ задрожала мысль, и на секунду она стала точь-в-точь такой, какой была до нашей разлуки. Задумчивой, ищущей ответы. Наконец она вновь посмотрела на меня — уже немного добрее, словно бы найденный ответ заставил ее улыбнуться.
— Котенка, — проговорила она. — Хочу маленького котенка.
— Тогда я знаю, где его взять.
Она недоверчиво взглянула на меня. Не обманываю ли? Может, просто заговариваю зубы? Позже я сообразил, что ее строгость была напускная, своего рода игра. Или попытка сказать, что былое не воротишь. А может, Жанна-Мари в самом деле соскучилась по своей кошке и решила, что я, повинный в смерти ее питомицы, должен предоставить замену.
— Где?
— Позади заброшенной деревни.
— Нам туда нельзя, ты же знаешь.
Я кивнул, и ее глаза увлеченно вспыхнули. Впервые она улыбнулась и отпустила плотно запахнутые полы пальто.
— Тогда ступай и принеси мне котенка. Помиримся.
Я покачал головой.
— Тебе придется пойти со мной.
— Зачем? — спросила Жанна-Мари.
— А выбирать кто будет?
Мой ответ ей понравился.
— Когда?
— Сегодня вечером…
Она помотала головой.
— Мама устала, а папа захочет поговорить о бабушке. — Жанна-Мари увидела вопрос в моих глазах и пояснила: — Она умерла.
— Мама твоей мамы?
— Нет, папина. Он не мог бросить работу, поэтому поехали мы.
— Плохо было?
По ее взгляду я понял, что очень плохо.
— А у меня родителей нет, — сказал я, надеясь заслужить прощение.
— Я помню. Ты говорил, что они умерли от голода. — Жанна-Мари задумалась и решила, что это считается. — Пойдем завтра. Где встречаемся?
— У моста.
Именно к этому мосту шла через школьные владения гусятница, когда мы ее подкарауливали. Земля по нашу сторону моста принадлежала школе, поэтому мы имели полное право требовать плату за проход. За мостом начинались деревенские земли. Верней, так считали местные жители. Барон был иного мнения, однако судиться из-за клочка болотистой и поросшей терновником земли не хотел. Будь это лес, он бы уже давно установил на него свои права.