– У меня в комнате его точно нет. Но не переживай, твоя канна не пропадет.
И тут тетушка неожиданно оживилась и даже повеселела:
– Кстати, о каннах… Помнишь, я собиралась тебе кое-что показать?
– Конечно.
– Так пришло время выполнить свое обещание! – торжественно сообщила старушка. – Доедай скорее и пошли ко мне.
Фима проглотила последние кусочки булки, облизала пальцы и снова спросила:
– А как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно.
– Аллергии нет?
– Ни малейшей. А с чего бы ей у меня быть?
– Ну, ты же жаловалась на то, что не выносишь шерсть домашних животных. Кошек там или собак.
– А при чем тут это? У нас в квартире нет никаких животных!
Фима хмыкнула. Если бы тетушка Римма знала, что провела минувшую ночь под одной крышей с маленьким, но крайне мохнатым песиком, она бы не так запела. Хотя и странно – когда Фима прежде приводила к ним Пятницу, то тетушка начинала чихать и задыхаться уже через пару часов после его появления. А сегодня переночевала бок о бок с источником страшных аллергенов и ей хоть бы хны!
Может, аллергия у тетушки прошла? Тогда стоит повременить с возвратом Пятницы назад к Ане? Фиме так этого хотелось, что она готова была цепляться за соломинку.
– Ты меня слушаешь?
– А?
– Я говорю, вот мое новое сокровище!
Тетушка указывала на тот самый округлый предмет, который она вчера вечером с таким трудом доставила до дома. Затем жестом фокусника она сдернула с него покрывало и замерла, явно ожидая восторженных воплей.
– Аквариум? – удивилась Фима. – Ты купила аквариум?
Перед ней была большая круглая емкость из очень толстого стекла, в которую так и просилась золотая рыбка.
– А почему он без воды?
– Вода тут и не нужна. Почти не нужна.
– А где же будут плавать рыбки?
– Рыбок тут и не должно быть.
– Но я же вижу, тут есть песочек, камешки, какие-то растения посажены. А рыбок не хватает!
– Вот заладила! Рыбки, рыбки! Дались тебе эти рыбки! Все, что для счастья нужно, тут уже имеется. Это флорариум! В нем будет расти моя коллекция суккулентов. Посмотри на моих крошек! Правда они милые?
Фима наклонилась над флорариумом. Ну что сказать, хотела бы она разделить восторг своей тетушки, но у нее это упорно не получалось. Нет, песочек был насыпан красивыми слоями, по поверхности были выложены узоры из разноцветных камешков, стекло было изумительно чистым и прозрачным, через него можно было рассматривать внутренний мир обитающих там растений сколько душе угодно.
Но вот сами растюшки откровенно разочаровали Фиму. Она любила что-нибудь пышно цветущее вроде олеандра или розы, на худой конец годились и гладиолусы. А те растюшки, которыми восхищалась тетушка, выглядели как-то убого. Какие-то были похожи на сухие, торчащие в разные стороны палочки, какие-то на кустики без листьев, попадалось среди них вообще непонятно что, мясистое, толстое, неопределенной формы да еще и покрытое то ли колючками, то ли шипами.
– И зачем он… оно… они тебе?
– Как это зачем? Любоваться!
– О-о-о, – протянула Фима, постаравшись, чтобы ее голос звучал максимально уважительно. – Значит, ты будешь на них любоваться… ага.
– Почему это я? Мы все будем любоваться! Поставим на кухне, и у нас каждое утро будет ритуал любования прекрасным. Знаешь, что говорят японцы на этот счет?
– Что они говорят?
– Что созерцание прекрасного продлевает человеку жизнь, делает его душу чище, а дух крепче.
– Разве душа и дух – это разные вещи?
– Не придирайся. Главную суть мной сказанного ты уловила, я думаю.
Фиме пришлось подтвердить, что да, уловила.
– Вот только насчет кухни я не уверена. Понравится ли им там? Все-таки на кухне то жарят, то парят, жир и пар.
– Я тоже думала об этом. Но было бы эгоистично с моей стороны оставить себе одной эту красоту.
Чувствуя, что появился шанс улизнуть от мутного японского ритуала любования невзрачными кактусами, Фима очень воодушевилась и с жаром заверила тетушку, что никто ничего такого и не подумает, напротив, все будут просто счастливы, если тетушка получит в свое единоличное распоряжение всю эту красоту. Полностью!
Тетушка выглядела довольной.
– Ты себе даже не представляешь, какой ажиотаж был вчера на выставке. Я думала, что меня снесут. Если бы не Филипп Петрович, то мне к прилавку Елохиной было бы и не пробиться. Но Филипп Петрович красавец! Два метра пять сантиметров. Он всех раскидал и прорвался!
– Стоп! Что это еще за Филипп Петрович?
– О! Интеллигентнейший человек. Мы с ним когда-то работали в одной лаборатории, потом в девяностых там все развалилось, но Филипп Петрович – это мозг! Он не растерялся. С несколькими нашими сослуживцами они открыли собственную контору, конечно, масштаб несопоставим, но на свой хлеб с маслом они за эти годы хорошо заработали. Ты бы слышала, как он уговаривал меня принять в подарок «траву жизни»!