– Она будет твой так долго, как ты захочешь, ну и пока делаешь одну вещь для меня.
– «Мадонна»? – спрашивает она.
– Да, именно, – отвечаю я, потому что это единственный ответ, который сейчас имеет смысл.
Чувство потребности обладания ею слишком странно для меня, чтобы понять. Я отталкиваю их, займусь ими позже, если они не сокрушат меня... или она.
– Если я найду её для тебя, ты отвезёшь меня в это место в России?
– После того как «Мадонна» окажется в моём доме, у тебя будет свободный доступ к моей даче. Она будет принадлежать тебе. И будут средства, чтобы обновить или добавить то, что тебе нужно.
Она могла бы построить там особняк, который смог бы соперничать с царскими хоромами, если бы захотела. Желание уговорить её остаться в моём личном мире настолько сильное, что у слов сладковато-горький привкус.
Кажется, она обдумывает моё предложение.
– Могу ли я уйти после того, как расскажу, где «Мадонна» или после того, как ты её достанешь? – задумчиво спрашивает она.
– После того как картина вернётся под крышу «Петровичей», ты можешь уйти.
Её ум и быстрое мышление поражают меня. Она могла бы стать как грозным врагом, так и могущественным союзником. Я хочу её больше, чем следовало. И сделаю всё, что в моих силах, чтобы она присоединилась ко мне. А прямо сейчас пряник кажется мне более подходящим инструментом, чем кнут. Угрозы не имеют большой власти над ней. Хотя и не могу сказать почему, то ли ей не страшно, то ли всё равно, или она не может чувствовать страх.
– Хорошо. Я хочу бейсбольную кепку.
– Конечно.
Я скрываю своё удовлетворение, достаю телефон и притворяюсь, что просматриваю сообщения, пропущенные за последние несколько часов.
– Почему бы тебе не пойти и не покрасить волосы, мисс Карен, – подталкиваю я её. – Тебе нужно быть готовой, когда мы приземлимся в Мадриде на дозаправку. А потом поспи. Завтра будет долгий день.
Я надеюсь.
– Ты можешь сделать это? – спрашивает она.
Я кладу телефон на стол и смотрю на неё. Во что она играет сейчас?
– Я думал тебе не нравиться, когда тебя трогают?
– Не нравится. Но ещё не нравятся коричневые вещи. Если только это не еда, потому что коричневые продукты обычно готовят достаточно долго, а значит, уничтожены любые бактерии. У меня может случиться приступ, если я увижу его на моих руках.
Она вздрагивает и смотрит на руки, будто те уже поражены.
– Я твой покорный слуга, – говорю я, поднимаясь, и коротко кланяюсь ей.
Она вскакивает на ноги. Её странности заметны. Интересно, она такой особенной родилась, или это следствие какой-то травмы. Но у всех есть свои недостатки. А мои настолько велики, что было бы лицемерием критиковать её требования, чтобы всё делалось определённым образом и иметь привязанность к старой поношенной кепке. Возможно, для этого есть медицинский диагноз. Возможно, она больна чем-то. Я не врач. Но знаю, что та часть меня, которая, как полагал, похоронена, теперь пульсирует жизнью.
Несмотря на роскошный салон, ванная комната в самолёте небольшая и не предназначена для двух человек. Мы близко прижимаемся друг к другу, когда закрывается дверь. Здесь душно. Нет места развернуться, и моя большая фигура явно мешает ей. Даже, если она не чувствует никакого осознанного страха, задний ум всё же заставляет её сжаться, становясь ещё меньше. Мои инстинкты взволнованы этим. Моя кровь начинает циркулировать по телу с определённым смыслом, собираясь в конкретном месте. Меня окутывает тёплый запах её тела. Она двигается, проводя своим бедром по-моему, что заставляет каждую мою мышцу напрячься в ожидании. Этого не будет.
– Одну минуту, Наоми, – говорю я.
Я подставляю сумку в проём, чтобы дверь в ванную не закрывалась, что даёт нам немного больше воздуха. Пока я отсутствую, Наоми открывает коробку и изучает инструкцию.
Там кисточка, пластиковая миска и перчатки.
– Нам нужно полотенце,– объявляет Наоми.
Я выхожу и нахожу в конце салона полотенца и салфетки.
– Оберни это вокруг шеи, – приказываю я.
Выйдя из ванной, я читаю инструкцию и выбрасываю её в сторону. Крась и смой. Достаточно легко. Я вливаю все ингредиенты в миску и смешиваю их. Масса в чашке становится темнее до почти чёрного цвета. Я слышу вздохи.
– Она такая грубая. Будет похоже на грязь. Я не позволю ей притронуться ко мне.
– Тогда ты очень долго просидишь в маленькой комнате, пока таможенники неоднократно будут задавать тебе вопросы о твоей деятельности. Возможно, тебе там понравится? – я приподнимаю бровь, задавая вопрос.