– Конечно, Илоф не отрежет тебе член. В этом нет необходимости. Он только разрежет твои яйца и удалит содержимое.
Звук её голоса раздражает.
Я пытаюсь понять, действительно ли это серьёзная угроза? Неужели? И тогда Василий посылает мне интенсивный глубокий взгляд. Если он пытается передать что-то взглядом, то я не улавливаю.
– Я сделаю это, – говорит Василий. – Позволь им уйти, и можешь взять из моего тела всё, что захочешь.
С меня хватит этого дерьма.
– Это невероятно тупо, – говорю я. – Ты худший кастратор, если считаешь, что вырезание яиц станет эффектным методом кастрации.
Елена поворачивается ко мне с отвисшей челюстью. У неё краснеет лицо, а меня переполняет радость.
– Нет, Наоми, – начинает Василий.
– Серьёзно. Это детские штучки, – подчёркиваю я. – Самое глупое наказание, о котором я когда-либо слышала. Ты что думаешь, что каждый мужчина с раком яичек, которому удалили их, внезапно становится кастратом? Это идиотизм и абсурд. Любой человек с более чем двумя извилинами, знал бы, что мужчина и без яичек может иметь эрекцию и заниматься сексом. Удаление яичек приведёт к потере способности вырабатывать сперму и уменьшению тестостерона. Хотя могу добавить, что последний, может быть, увеличен с помощью медикаментов, и проблемы с сексом исчезнут совсем. Так что, на самом деле, всё, что ты делаешь, неумелый киносценарий, который вообще не решит проблему. Почему бы не удалить ему селезёнку, и притворится, что он стал евнухом? – фыркаю я, удивляясь своей удачной штуке, и даже поднимаю палец. – Ох, посмотри, у меня порез от бумаги. Должно быть, я теперь евнух!
– Кто-нибудь заткните её, – говорит Елена раздражающим жёстким голосом. – Или я вырежу язык этой суки.
– Почему бы не просто кастрировать меня?– издеваюсь я.
Все смотрят на меня так, будто я сумасшедшая, включая Василия. Илоф сжимает руку на мне сильнее, но я игнорирую это давление. У меня есть план: тянуть время. Елена Петрович не убьёт меня. Я нужна ей, чтобы сдерживать Василия. Если бы она хотела, чтобы я умерла, мне бы пустили пулю в голову ещё в квартире. Зная и используя это, я продолжаю подкалывать её.
– Ты же знаешь, что нельзя просто верить всему, что написано в интернете, да?
– Эта сука твоя, Илоф, – рычит она.
У неё вздымается грудь от гнева, а выражение лица темнеет и становится уродливым. Полагаю, она теряет контроль над собой.
– Я передумала. Я заберу яйца Василия, а ты можешь изнасиловать шлюху.
По комнате разносится низкое рычание, и я понимаю, что это Василий. У него сжимаются руки в кулаки, а на его лице появляется безумный взгляд.
– Ты не трахнешь её, – говорит он ледяным тоном. – Только через мой труп.
Елена подходит к своему халату и накидывает его на своё тело. Она что-то кричит, когда мужчина, держащий меня, достаёт пистолет.
– Нет! – кричу я, но он направляет пистолет мне в плечо и стреляет прежде, чем я успеваю дёрнуться.
Василий не успевает обрушить свою ярость на Илофа, потому что в его сильную грудь влетает дротик. Он падает к нашим ногам, и я понимаю, что это действует успокоительное, а не смерть. Этот человек не вооружён для убийства. Елена хочет, чтобы мы оба были живы.
В комнате воцаряется тишина. Елена кладёт руку на свою грудь и что-то бормочет по-русски. Голый мальчик и слуга бегут к Василию, хватают его под руки и тащат через комнату.
– Ну, – через мгновение говорит мне Елена по-английски. – Тебя переполняет решимость погубить мои радости сегодня вечером. Теперь придётся запереть вас в камере и ждать, пока Вася очнётся. Я хочу, чтобы он осознал свою кастрацию.
– Бесполезную кастрацию, – подчёркиваю я.
– Тварь, – говорит она насмешливым голосом. – Наслаждайся своим временем с Илофом.
Мужчина, держащий меня за руку, хватает меня и вытаскивает из комнаты. Я оборачиваюсь и вижу, безвольное тело Василия, которое медленно тащат по ковру Елены.
«Продержись одиннадцать с половиной часов», – мысленно говорю я Василию. – «Дениэл идёт».
Мы проходим сквозь несколько бальных залов, а затем Илоф захлопывает и запирает дверь. Я плохо читаю выражения лиц, но в выражении лица Илофа без сомнений написана злость, когда он смотрит на меня сверху вниз.
С тревогой делаю шаг назад.
– Не трогай меня, – говорю я, встав за стул позади себя.
Я боюсь и признаю это. У меня есть план, надеюсь, он сработает. А если нет, будет очень, очень плохо.
Он продолжает наступать. Он бросается ко мне и хватает меня рукой за запястье, словно змея, тянет и ставит перед собой.