Она смотрит на меня с ожидающим выражением лица.
– Очень интересно, – я криво улыбаюсь.
Её комментарии позволяют мне получить немного контроля над моим упрямым телом. По крайней мере, я больше не боюсь выколоть ей глаз нежелательной эрекцией.
– Я начну? – спрашиваю я, показывая кивком на миску с краской.
Она продолжает говорить о мужском облысении. Слова становятся фоном, смешиваясь с гулом струи воды.
Глава 10
Наоми
Я хнычу, когда химическое вещество впервые касается моей головы. Тяжёлый запах и тёмный цвет этой массы вызывает у меня беспокойство. Вспоминаю о смоле, грязи и других грязных вещах, которые мне не нравятся. Мне тяжело сидеть, но позволять ему красить меня.
– Ш-ш-ш, – успокаивает он, гладя пальцами мою голову.
Он так и не надел перчатки, меня это немного шокирует. Несколько опасно. Он поступает неправильно, и ему всё равно, что происходит. Он будет грязным, разве он не против?
Хотела бы я быть такой. Иногда чувствую себя в ловушке тех правил, которые создал мой мозг. Я пытаюсь восстановиться, контролировать себя, но прикосновение к стакану в том же месте, что и он, отняло у меня все силы. Если сжать губы вместе, то можно представить, что я всё ещё чувствую его. Неуверена, что мне это нравится. Мне это не нравится, но в то же время не уверена, что нравится. Это похоже на заявление прав собственности. Теперь я принадлежу Василию, который не носит перчаток и прикасается к грязной краске, потому что мне это нужно.
Его смелость приободряет меня. Человек, который сказал, что ему не нравится, когда его трогаю, трогает меня и даже не бесится.
Я начинаю понимать, как он себя чувствует. Я не люблю микробов, но... меня очаровывает мысль о заражении микробами Василия. Эта странная мысль, но мне хочется надавить пальцами в тех же местах, где и он. На моих висках. Напротив моих бёдер. Теперь его пальцы в моих волосах, смешиваются в грязи, поэтому я не стану его трогать, но искушение велико.
Недавно я прикладывала рот к месту, где он пил. Полагаю, в этом было небольшое неподчинение. Я наблюдаю, сможет ли мой разум справиться с этим. Поцелуй меня удивил. Мне не было больно. Я даже не протестовала. И теперь попробовала Василия и обменялась с ним микробами. В теории его рот безопасен, как и то, что я испытываю сейчас. Может быть, если я покроюсь микробами Василия, не заболею, когда он коснётся меня. Ведь у нас будут общие микробы. Мы будем полностью подвержены бактериям друг друга.
Может быть, ему следует расцеловать меня всю.
Мне нравится эта идея – создание иммунитета к микроорганизмам другого человека путём постоянного контакта.
Интересно, о чём он думает, пробегая пальцами по моим волосам. Он действует очень тихо, но я чувствую его руки. Он намазывает и втирает. Закрываю глаза, пытаясь сидеть неподвижно, но постоянно думаю о том, что мне в голову втирают химическую дрянь.
Почему-то это беспокоит меня меньше, чем-то, что его пальцы касаются моего черепа. Запах краски для волос наполнил мои ноздри, химические вещества раздражают глаза до слёз, но остальное моё тело кажется удивительно вялым. Спокойным. Странно. И мило.
– Дай мне знать, если будет рвота, – говорю я Василию.
Я сижу рядом с маленькой раковиной в туалете, и мне не нужны тут выплески.
– Рвота?
– Да. Рвота. Удаления содержимого живота. Блевотина. Тошнота. Выбрасывание...
– Я понимаю, о чём ты говоришь. Но зачем мне блевать? – он выглядит смущённым.
Теперь смущена и я. Я нахмурилась, когда он выплеснул последнюю порцию вещества на мои волосы. Он передвигает руки по моему черепу, втирая остатки ужасных смоляных химикатов. Я почти закатываю глаза, получая удовольствие от прикосновения. Странно, странно, странно.
«Это не похоже на тебя, Наоми».
Я заставляю себя вернуться к настоящему.
– Ты неоднократно говорил, что тебе не нравится, когда тебя трогают, но ты прикасаешься ко мне без перчаток. Так что, как я уже сказала, дай мне знать, если тебя вырвет. Я не хочу, чтобы меня задело.
– Хорошо, – чеканно говорит он. – Меня не вырвет.
– Ты тогда солгал? После всех этих предупреждений мне о том, чтобы не лгать, ты лжёшь мне?
– Солгал?
– О том, чтобы тебя не трогали, – говорю я, пока его пальцы работают на моей голове. – Очевидно, это тебя не так беспокоит, как ты заявлял.
– Ты заявляла, что не любишь микробов, но пила после меня.
Значит, он заметил это?
– Есть научные причины, заставившие мои губы оказаться там, где твои.
– Есть? – спрашивает он с усмешкой, и я сопротивляюсь желанию улыбнуться ему.
– Много причин, – соглашаюсь я.
Долгая пауза. Затем Василий заявляет.
– Мне не нравится, когда меня трогают. В этом ты права.
Ещё ложь. Или он не так хорошо знаком со своими границами, как думает. Я протягиваю руку и тыкаю его пальцем.
– Что я только что сказал? – раздражённо рычит он, переставая массировать пальцами мои волосы.
– Я хотела проверить реакцию внешних стимулов. Не трогать совсем?
– Нет, – кривится он, и его голос почти чёрный от внезапного гнева, практически прожигая дыру в моей голове.
Кажется, мы игнорируем тот факт, что его руки до сих пор в моих волосах.
– Ты проверяешь эту теорию?
– Какую?
– Как ты можешь делать важные заявление типа «мне не нравится все прикосновения», если ты ещё не перепробовал все прикосновения. Я тоже не люблю прикосновения, но определила их количество, – медленно объясняю я.
Возможно, вдыхаемые химикаты попали ему в нос, потому что он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Он тот, кто делает широкие важные заявления.
– Контакт с кожей в большинстве случаев неприемлем из-за микробов и естественных секретов кожи. Ткань между кожей приемлема, но незнакомцы неприемлемы никогда. Ты должен начать с контрольной точки. Какая у тебя контрольная точка?
Он смотрит на меня, глаза сужаются, будто хочет открутить мне голову. Убрав руки с моей головы и оттолкнув меня, он промывает руки под краном.
– Мы закончили с этим невежественным разговором.
Но я не закончила. Я наклоняюсь и тыкаю его в бедро. Он останавливает мытьё и поворачивается, чтобы недоверчиво на меня посмотреть. Его очень скромный вид как бы говорит, что это ты только что сделала? В это время коричневые химикаты и пена стекают в раковину, чистая вода льётся на его руки.