— Плевать на чай, — пробормотал он. И так же придерживая ее под ягодицы, понес в спальню, продолжая ласкать языком и губами шею. И чувствуя, как под его ртом она покрывается мурашками.
Оказавшись на кровати, Анна потянулась к его губам. Стащила с него рубашку, не расстегивая, через голову. Ногтями неглубоко царапала обнаженную кожу и приподнимала бедра, прижимаясь к нему. Трахаться было проще всего. Проще, чем слушать его голос, когда он говорил с ней. Проще, чем ждать, когда он приедет из офиса. Проще, чем делать ему чай.
Только теперь что-то неуловимо изменилось. Он целовал ее. Скользил губами по ее губам. Языком проникая в ее рот, исследовал его — медленно, неспешно, сладко. В то время как пальцы бегали по ее лицу, избегая ушибленной накануне скулы, по волосам, освобождая их от заколки, по тонкой шее.
Она блаженно вздрагивала от его прикосновений и так же неторопливо водила пальцами по его телу. Целовала его губы и грудь, снова откидывалась на подушку, чувствуя, как кружится голова от пьянящих поцелуев. Иногда он замирал на несколько мгновений, разглядывая ее лицо с сомкнутыми веками, будто хотел запомнить ее такой. И эти мгновения казались ей бесконечными, до тех пор, пока его язык снова не оказывался на ней. Время исчезло. Время перестало лететь. В каждой секунде заключалась вечность. Пьяная, терпкая, горькая, сладкая вечность. Он освобождал ее от одежды, исследуя гладкую кожу, будто впервые в жизни. Целовал ее грудь, живот, бедра, колени, так же медленно возвращался к лицу и шептал ей:
— Посмотри на меня.
Она распахивала глаза и длинно выдыхала, отдаваясь его нежности. Она подчинялась его движениям, растворялась в ожидании его поцелуев и мечтала, чтобы время остановилось навсегда. Чтобы это не закончилось. Чтобы ничего не осталось, но осталось только это — с ней и в ней.
Он раздвинул ее колени и, не отрывая взгляда от лица, вошел в нее. Мысок волос над высоким лбом, брови — чуть темнее золотистых локонов, маленький нос идеальной формы. Губы. Мягкие, полные, тянущиеся к нему с поцелуями. Глаза. Его собственное небо.
— Виктор, — простонала она его имя и… очнулась.
Сердце ее сильно дернулось мощным толчком. Нежность его была вязкой, затягивающей. Если поддаться — и правда затянет. А Закс не должен любить нормальную, обычную женщину.
— Подожди, — остановила его Анна. — Как-то это совсем по-домашнему.
Она выбралась из-под него и дотянулась до тюбика с лубрикантом, которых много валялось на тумбочке. Потом встала на колени и уперлась локтями в кровать. Посмотрела на Виктора через плечо полным похоти взглядом.
И начала быстро подергивать ягодицами, будто танцевала мамбу. Он вздрогнул, глядя на нее. И чувствовал, как внутри растекается что-то горькое, черное, что-то, чему имени быть не может. Это возвращало его в реальность. Это делало его тем, кем он быть не хотел. Хозяином.
Забрал у нее гель, выдавил на пальцы. И медленно массирующими движениями стал водить ими по анусу, до тех пор, пока не проник внутрь на одну фалангу. Довольно вскрикнув, Анна выгнула спину и уперлась головой подушку. Руки ее теперь быстро двигались по телу, дразня и распаляя себя сильнее. Вскрики ее становились громче, а ответные движения резче. Не прекращая двигаться в ней, он приставил и второй палец, осторожно растягивая ее, но она не останавливалась, насаживаясь на него. Он коротко рассмеялся и свободной рукой на мгновение удержал.
— Так будет больно.
— Не будет… не тяни… ты же хочешь… — дрожащим голосом проговорила Анна между стонами.
Он судорожно сглотнул. Она не знала, чего он хочет. Ей, шлюхе, было все равно, чего он хочет в действительности. Она обслуживала. Виктор выдернул из нее пальцы, поднес к лицу. Они блестели от смазки. И все еще ощущали ее тепло. Снова вернулся к ней. Заставил ее расставить ноги шире. Раздвинул руками ягодицы. Провел языком от влагалища до копчика. А после приставил его к анусу и стал постепенно проталкивать внутрь, ощущая привкус смазки и ее соков. Она мелко, длинно задрожала. Нашла его руку, ввела его пальцы в пылающее огнем влагалище. И ненасытно просила еще, еще, еще. Но слова ей давались все труднее. Он не останавливался. Круговые движения внутри нее заставляли его гореть тоже. Он бился в ее тело, тяжело дышал и чувствовал, как пульсирует кровь в нем самом. Если бы он хотел чувствовать свою власть над ней, то и теперь не мог бы — от ответных ее движений будто зависела вся его жизнь.