Обычно уравновешенный, герр Шмидт вышел из себя:
— А из каких притонов вы появились? Вы служите нам за подачку и еще смеете мне, чистокровному арийцу, так дерзить! Я мог бы приказать выпороть вас шомполами, но это вам, как видно, не впервые. Поэтому я накажу вас иначе. Я принимаю ваш вызов, и, помните, вы уйдете с поля под улюлюканье и свист. Игра состоится через две недели. А теперь — вон!
Тренер «Руха» не заставил шефа повторять это приказание. Пятясь к двери, он извинился за беспокойство и почти бегом пересек заводской двор. Герр Шмидт неторопливо спустился вслед за ним во двор и велел охраннику позвать кого-нибудь из грузчиков. Так как он сам неважно говорил по-русски, особенно когда был раздражен, охранник, долговязый медлительный детина, исполнял и роль переводчика.
Был самый горячий период рабочего дня. На территорию завода только что прибыло несколько машин, груженных мукой, и бригада должна была освободить их в течение какого-нибудь часа. Запыленные, с мешковиной, наброшенной на плечи в виде пелерин, грузчики один за другим подходили к машине, взваливали с помощью товарищей на спину мешок и бежали по шаткому досчатому настилу к складу.
Под навесом склада Русевич помогал укладывать мешки. Свиридов учитывал, что Николай был еще слаб, и старался подбирать для него работу полегче. Ветеран футбола, защитник Дмитрий Свиридов пользовался в бригаде заслуженным авторитетом. Шеф считал его старшим в бригаде и все свои приказы адресовал только ему.
— Я вас слушаю, — сказал Свиридов, останавливаясь в пяти шагах от шефа, — расстояние, которое никто из грузчиков не имел права переступить.
Шеф был слишком занят своей записной книжкой и не сразу заметил Дмитрия. Медленно листая странички и что-то подчеркивая карандашом, он подсчитывал вслух.
— Я желаю, — молвил он рассеянно, видимо больше занятый цифрами, чем этим своим желанием, — да, желаю, чтобы вы обязательно сыграли матч с командой «Рух». Приказываю: обязательно выиграть! Если мои грузчики откажутся от игры, все они будут отправлены в Германию, в трудовые лагеря. Это, быть может, прискорбно, однако мне придется набирать новую бригаду…
Охранник равнодушно переводил.
Свиридов вздрогнул и побледнел.
— Кроме того, если они откажутся, — заключил шеф, — «Рух» засчитает себе еще одну победу. По телефону мне уже сообщили, что руховцы заранее приготовили статью под громким заглавием: «Блестящая победа „Руха“ над сборной Киева»…
— Мне необходимо поговорить с товарищами, — сказал Свиридов.
Совещание было кратким, но бурным. С деланным равнодушием шеф наблюдал за грузчиками. Особенно горячился Русевич: три раза он выкрикнул одну и ту же фразу:
— Играть с этими холуями — позор!
Кузенко мрачно заметил:
— А может, и стоит расколотить их при всем честном народе?
Герр Шмидт кивнул охраннику:
— Объясните им, что политика тут не при чем.
Обстоятельно, слово в слово, он передал свой недавний разговор с тренером «Руха» и, внезапно озлобившись, закричал:
— Вы трусите! Теперь мне понятно, почему этот олух так ржал! Значит, прогулки в Германию вам не избежать. Тем лучше… Вскоре вы не узнаете себя: вы очень быстро избавитесь от чванства…
— Нет, мы не боимся их, — сказал Свиридов — Мы уже слышали об этой «капелле». Но мы считаем позорным встречаться с ними на спортивном поле.
Шеф насторожился:
— Не нужно политики. Футбол — игра! Впрочем, вы имеете возможность подумать до завтра. Вы явитесь завтра ко мне и дадите ответ.
Вечером, едва лишь закончилась смена, через проходную во двор завода прошмыгнул какой-то незнакомый человек. Он направился прямо к грузчикам, отдыхавшим у барака, на ходу расстегивая толстый портфель.
— Еще одно видение, — негромко сказал Птицын — Кажется, опять посыльный из «Руха».
Высокий и гибкий, в длинном, почти до пят, черном плаще, в черном котелке, точно начищенном ваксой, человек двигался, как-то неуловимо семеня ногами, неуловимо изгибаясь всем телом. Перехватив под левую руку портфель, он еще издали снял шляпу и потряс ею над головой:
— Отлично, господа, что я застал вас всех вместе! Это значительно облегчает мою задачу. Вас, вероятно, предупредили, что я приду? Мне очень приятно иметь дело с дисциплинированными людьми.
— Похож на попа, — заметил Тюрин. — Только его и не хватало…
У гостя было бледное, усталое лицо, сплошь изъеденное морщинами. Такие лица, сморщенные от длительного применения грима, можно иногда встретить в среде старых актеров. Но у этого гостя были холодные, цепкие глаза, и его улыбка была лишена добродушия. Кланяясь, он быстро, внимательно осмотрел всю бригаду, присел на свободный ящик и раскрыл на коленях портфель.