Вся команда «Люфтваффе», кроме Крауса и одного защитника, сгрудилась у ворот киевлян. Шницлер установил мяч на угловой отметке. Какие-то секунды он медлил, рассчитывая удар. Однако его расчет, как это часто бывает, оказался неточным, и мяч перехватил Свиридов. Сильным ударом капитан послал его вперед.
Макаренко словно ждал этой подачи, — получив мяч, он быстро помчался по самой кромке поля; казалось, мяч неизбежно уйдет за боковую линию, однако этого не случилось — Макаренко неумолимо приближался к оцепеневшему Краусу.
Поняв свою ошибку, защитники и полузащитники «Люфтваффе» спешили на свою половину поля. Растерявшийся защитник вместе с Краусом оттянулся в самые ворота. В напряжении притих, затаился стадион. Макаренко уже готовился пробить по воротам, но в последнюю секунду отослал мяч чуточку вправо, прямо под ноги Кузенко. Красивым ударом тот с ходу пробил его сквозь ноги Крауса.
С этой минуты прославленный «тигр ворот» окончательно потерял самообладание. Размахивая кулаками, он бросился к своему защитнику. «Летящая торпеда» метнулась в сторону и пустилась наутек. Краус резко изменил направление, гнев его обратился на полузащитника, однако и тот не дремал — под хохот всего стадиона он показал отличный бег. Игроки «Люфтваффе», по-видимому, были хорошо знакомы с кулаками своего буйного вратаря.
Несмотря на строжайшее запрещение нарушать порядок, стадион снова бушевал. Этому множеству людей было невозможно скрыть ликование. Незнакомые болельщики жали друг другу руки и обнимались, швыряли в воздух фуражки и даже пытались плясать, а на одном из секторов упорно и слаженно скандировали: «Красные бьют!»
Ни Русевич, ни его товарищи не ожидали, чтобы жители их родного города, изведавшие так много опасностей и утрат, столь бурно и открыто выражали свою ненависть к оккупантам. Многое отдал бы Русевич, чтобы посидеть незамеченным где-нибудь в самом далеком секторе, услышать реплики киевлян, их предположения и оценки. Таня Климко обещала рассказать ему подробно обо всем, что происходило в секторе, где она сидела с мужем. Он снова думал о Тане; эта неприметная, робкая женщина, которую, если быть откровенным, он до войны почти не замечал, вдруг стала играть такую значительную роль в его жизни. Значит, верна поговорка, что друзья познаются в беде…
Однако что же снова происходило на поле? Почему упал и не встает Корж? Макаренко и Тюрин с трудом поднимают его с земли и несут за лицевую линию.
— Полусреднего с поля! — гневно требует стадион.
Судья подзывает к себе Вуфгарта и что-то поясняет. Оказывается, еще одна «летящая торпеда» окончательно вышла из повиновения: подкравшись к центральному нападающему киевлян, Вуфгарт ударил его в колено.
Неужели Корж уже вышел из игры? Кто будет следующей жертвой? Не могло быть сомнения, «Люфтваффе» решила осуществить свой план — вывести с поля трех-четырех основных игроков и попытаться избежать поражения.
— Молодец Корж! — радостно вырвалось у Русевича. — Да, молодчина, не дал увести себя в раздевалку…
Николай видел, как Васька стрелой пронесся к трибунам, очевидно спеша за врачом. Этот врач искусно делал обезболивающие уколы. На трибуну, однако, мальчика не пустили — полицейский столкнул его со ступенек.
Как мало напоминал этот матч привычное увлекательное спортивное зрелище. Вот опять увели кого-то под конвоем… Значит, эрлингеры и радомские не могли не почувствовать неистовый гнев толпы, а ведь они были уверены, что Киев распят и растерзан и больше не проявит воли к борьбе.
С каждой минутой второго тайма становилось все более ясно, что чем сильнее бесновались игроки «Люфтваффе», тем разумней и осмысленнее становились действия киевлян. При любых других условиях врач не позволил бы избитым, израненным спортсменам продолжать эту опасную игру. Тем не менее, надежды противника не оправдались — ни один из киевлян не ушел с поля, и даже Корж после перевязки заставил себя возвратиться и сразу же вступить в атаку.
А ведь Неля считала его безвольным мальчишкой, которым можно было распоряжаться как угодно. А теперь она сидела рядом с шефом и, наверное, радовалась, что ее Коржа «подковали».
Корж принял решение: он не станет выпрашивать дружбу Нели ценой позора. Странно, почему это все считают его таким — мягким, нестойким, непостоянным.
Если бы он сейчас ушел с поля, Неля посмеялась бы над ним. Он заранее знал, что сказала бы она при встрече: «Выбросили, как жалкого котенка! Нужно слушаться тех, кто умнее».