Я запоздало соображаю повернуть кольцо внутрь с глаз долой, испытывая укол совести из-за показушности камня и одежды, которую купил он. Повернись судьба иначе, возможно, на месте этой женщины была бы я — в поношенной, треснувшей по швам одежде, с усталым, отчаявшимся взглядом?
— Мы только поженились, — поясняю я свою оплошность с молоком, хотя это мало что объясняет. Даже у новобрачных бывает предыстория, общие склонности и взаимопонимание.
Официантка открывает рот, точно намереваясь что-то сказать, и тотчас закрывает его, переключая внимание на Энтони, который широким шагом переступает порог, — статное воплощение уверенности в себе и физической силы.
Он красивый мужчина, мой новоиспеченный муж, притягательный, как бриллиант у меня на пальце, — женщины таких обожают, а мужчины собираются вокруг них в прокуренных клубах, где между бокалами рома совершаются сомнительные сделки и даются рискованные советы по акциям, сколь ни редко это случается в наши дни. Появление Энтони в ресторане сопровождается многочисленными любопытными взглядами — его элегантный костюм здесь так же неуместен, как и мое платье.
Он красивый мужчина и — что самое важное, по крайней мере для моих родителей, — богатый и со связями, хотя слухи об источниках накопленного им состояния сильно разнятся — от неприличных до откровенно криминальных. За деньги он купил себе жену, чья семья оказалась в тяжелом положении. Я так и не узнала суть их договора с отцом — золото, недвижимость или иная стоимостная оценка единственной дочери, — но мое мнение вряд ли имело значение.
— Ты заказала ланч? — спрашивает Энтони.
Язык — это еще один разделяющий нас барьер. Мне удобнее всего общаться по-испански, он предпочитает итальянский, и поэтому нам приходится изъясняться на английском — единственном языке, который мы оба знаем.
Как же мы будем жить при таком количестве разногласий?
— Еще нет. Я побоялась ошибиться с выбором. Вот твой кофе.
Я указываю на чашку, ожидая его реакции. Я так мало знаю о нем — о его предпочтениях, характере, темпераменте.
Официантка удаляется, стараясь не уронить поднос.
— Я звонил приятелю, — говорит Энтони. — Мы проедем по шоссе и сядем на паром, который доставит нас прямиком в Айламораду. Там уже все готово к нашему приезду.
Я снова верчу кольцо на пальце — оно непривычно тяжелое, острые закрепки, удерживающие бриллиант, периодически вонзаются в кожу. Какому мужчине придет в голову в наше время покупать жене подобные украшения?
Энтони морщит темные брови, впиваясь взглядом в мою руку.
— Великовато?
— Прости, ты о чем?
— О кольце.
Я прекращаю его крутить.
— Оно тебе великовато, — поясняет он. — Когда будем в Нью-Йорке, можем зайти к моему ювелиру и подогнать по размеру.
Нью-Йорк — конечный пункт нашего путешествия по железной дороге восточного побережья Флориды, но до этого мы на неделю остановимся в доме мужнина приятеля в деревушке Айламорада. Я никогда не бывала в Нью-Йорке, никого там не знаю, но ему суждено стать моим домом, местом, где я рожу детей и проведу остаток своих дней. Сколько бы раз я ни говорила себе, что это моя судьба, я не могу свыкнуться с мыслью о том, как внезапно и бесповоротно изменилась моя жизнь. Я не могу представить себе, что с нами будет дальше и как я научусь быть женой этого мужчины.
Будут ли мои родные навещать нас? Родители? Брат? Поедем ли мы с мужем когда-нибудь на Кубу? Впервые он приехал на остров по делам после революции 1933 года, но ни словом не обмолвился о своих долгосрочных планах и намерении туда вернуться.
Окажусь ли я снова дома?
— Кольцо замечательное. Прекрасное. Кажется, я толком не поблагодарила тебя за него, — добавляю я, вспоминая слова мамы о том, что если мы найдем точки соприкосновения и я ему понравлюсь, то все будет легче.
Сильные мужчины — люди дела, Мирта. Им не надо докучать домашними проблемами, пустяками и перепадами настроения. Твоя задача — сделать мужа счастливым, облегчить его бремя, чтобы он смог тобой гордитья.
Так она говорила, застегивая на мне белое кружевное платье — оно держалось на булавках, которые слегка покалывали, — а потом сунула мне в руки букетик цвета слоновой кости. Это были поспешные напутствия перед поспешной свадьбой. О первой брачной ночи не было сказано ни слова.
— Когда я его увидел, то сразу понял, что оно для тебя, — говорит Энтони, и я давлю в себе желание скривить лицо.
Сама я едва ли выбрала бы подобное украшение. Оно слишком большое, слишком безвкусное — во всех смыслах «слишком». В наши дни, при нынешней политической обстановке на Кубе, мы научились выживать, не привлекая к себе внимания. Вряд ли я могу винить его в подобной оплошности, но все же она отправляется в кучу мелких досад, которыми постепенно обрастает мой брак.