— О чем это он? — прищурился Кантрелл.
— Эрик мог уехать отсюда в любое время, — продолжил Матиас, глядя в глаза Лоусону. — Я ведь не держал его под замком.
— Может, не его самого, но, полагаю, у него не было возможности достать денег, чтобы уехать домой. Ты бы попросту не позволил ему это сделать, разве не так? Так что взлом твоего тайника был единственным выходом, потому что у таких, как ты, доверие и мораль не в чести, я прав?
Раненая девушка застонала. Энн опустилась на колени рядом с ней.
— Ей хуже, — напряженно произнесла она. — Где же этот чертов доктор?
— Он не придет, — хмыкнул Матиас. — Эрик умчался за деньгами, ему плевать на девку.
— Она мне весь пол кровью зальет, — проворчал Кантрелл. — А это же новые половицы!
Свисток снова прорезал тишину, объявив о скором отправлении. Лоусон прерывисто вздохнул.
— Нельсен, я заплачу вам десять долларов, если вы сходите на станцию. Задержите этот поезд на двадцать минут. Энн, ты сможешь доставить наши вещи туда?
— Конечно, — отозвалась Энн и спешно выбежала из “Дворца”. На ее лице застыло выражение тревоги: не только за девушку, но и за Лоусона, которого она боялась оставлять одного рядом со свежей кровью.
Нельсен посмотрел на Кантрелла, бессловно запрашивая разрешения. Кантрелл кивнул.
— Я не против заработать десять долларов и самостоятельно, но лучше иди ты. Скажи Тэбберсу, чтобы сделал все так, как ты говоришь, потому что я так велел.
Нельсен торопливо выбежал на улицу.
— Не возражаешь, если я выпью, пока мы ждем Эрика Джеймса, который не собирается возвращаться и приводить сюда доктора? — спросил Матиас, обратившись к Лоусону.
— Возражаю. Оставайся на месте.
— Кровь на моих ботинках! — воскликнул Кантрелл. — Чщщщщеееерт!
Не прошло и пятнадцати секунд, как парусина, завешивающая дверь, снова отодвинулась, и внутрь зашел худощавый мужчина лет пятидесяти с печальными уставшими глазами и болезненно-желтоватым лицом. Он носил очки и видавшее виды коричневое пальто. В руках незнакомец держал сумку для оказания первой помощи. Позади него показался Эрик Кавано, и его появление было сопровождено сухим смешком от Дьюса Матиаса.
— А я был уверен, что ты не вернешься, Эрик, — передернул плечами он. — Я не вел бы себя так глупо.
Врач сразу же опустился на колени рядом с раненой, и его коленные суставы жалобно щелкнули. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы оценить ситуацию и с заметным скандинавским акцентом произнести:
— Это плохо. Поднимите ее на бар, йа?
— И испачкать кровью еще и всю стойку? — злость вновь вспыхнула в голосе Кантрелла. — Черта с два, Фоззи, пусть остается на полу.
— Надо на бар, — повторил доктор, поправив очки с завидным изяществом, и настоял на своем решении. — Сейчас же.
— Вы двое, — Лоусон кивнул на Матиаса и Преско, угрожающе качнув кольтом. — Выполняйте. Быстро.
— Не думаю, что мы послушаемся, — прозвучал ответ с заметной издевкой. — Ты не сможешь…
Тревор вдруг отвесил Матиасу звонкую оплеуху свободной рукой, и удар вышел таким сильным, что глаза негодяя едва не вылетели из глазниц. А ведь это была даже не десятая доля силы вампира! Сейчас не позволить натуре монстра вырваться на свободу и впиться в глотку этому отбросу человечества было не так-то просто. А нанести ему столь слабый удар по щеке и вовсе было настоящим испытанием для Лоусона.
Струйка кровавой слюны заструилась по нижней губе Матиаса. На его правой щеке тут же раскраснелся след от удара, который вскоре превратится в уродливый синяк, а в глазу лопнули сосуды. Запах новой крови, к удивлению Лоусона, никак не ухудшил его состояние. Он ухватил Матиаса за волосы, оттянул голову негодяя назад и приставил ствол своего кольта прямо к его носу. В глазах преступника мелькнул чистый, незамутненный ужас.
— Да, сэр, мы все сделаем, не горячитесь, — залепетал Кенни Преско. Его голос подрагивал и перекатывался, как горстка камней. — Все сделаем, — повторил он, с ужасом глядя на Матиаса и опускаясь на колени рядом с раненой девушкой. — Не горячитесь.
Лоусон посмотрел на Матиаса и позволил тому во всей красе узреть сдерживаемую ярость монстра, словно чуть отодвигая на мгновение завесу с самой жестокой части своей личности. Он знал, что красный огонек в его глазах произведет нужное впечатление — даже показывать клыки было не обязательно.