– Вас не обманули, ваше величество! Вернувшись из дальнего путешествия, рад вручить вам дивные дары из заморских стран!
Склонив голову, подошел поближе (но не вплотную) к безвкусно отделанному трону и протянул украшенный разноцветными перьями трофейный индейский меч и завязанный простым пеньковым шнуром кожаный мешочек.
– Ваше величество, не прикасайтесь к языческим предметам, да еще и подаваемым вам презренным иудеем! – мерзким старческим голосом проскрипел внезапно архиепископ и перекрестился. – Это сатанинские изделия!
«Такой большой, а в сказки веришь!» – чуть не вырвалось у меня. «Но серебришко, небось, от евреев получать не брезгуешь!»
Вместо непростительной в моем положении ругани, могущей поиметь самые неприятные последствия, просто развязал мешочек и высыпал на пол перед троном содержавшиеся в нем изумруды:
– Это тоже сатанинские изделия? – смиренно вопросил я.
Глаза Иоанна, заколебавшегося было при словах Уолтера, алчно блеснули, создавая этим конкуренцию самим изумрудам:
– А это что? – поинтересовался он, указывая на меч.
– Оружие великого вождя огромного заморского племени! – почти не соврав, тут же предупредил: – Камни, укрепленные на деревянной основе, необычайно остры! От них пострадало немало наших товарищей!
Кажется, подарки королю понравились. Осторожно потрогав бритвенно-острые кромки вставленных в меч сколов обсидиана и насладившись сверканием драгоценностей, он распорядился отнести изумруды в Королевский гардероб, исполнявший, насколько я знал, роль личной сокровищницы монарха, а оружие повесить на стену в тронном зале. И уже гораздо благосклоннее взглянул на меня, в отличие от молча метавшего молнии из окруженных морщинами глаз архиепископа Кентерберийского.
– Что же привело тебя в благословенную Британию? – поинтересовался монарх.
– Дела торговые, а также жалобы моих единоверцев на непосильные поборы и различные притеснения! – несколько резко взял я быка за рога.
Иоанн нахмурился, а архиепископ, как и ожидалось, сорвался:
– Твои единоверцы – чужие в нашем христианском королевстве! Пока одни обирают смиренных христиан ссудами с богопротивными процентами, другие вообще похищают и убивают наших детей! – пожилой иерарх, выдохшись, вынужденно взял паузу, чтобы глотнуть воздуха, но явно намереваясь продолжить обвинительную речь далее. Однако подобное нагнетание было не в моих интересах, и я использовал секунду тишины, чтобы вклиниться:
– Кровавый навет совсем не красит ваше святейшество, а вот насчет первого тезиса абсолютно с вами согласен!
Неожиданное заявление совершенно выбило из колеи уже вновь открывшего было рот архиепископа. Он промолчал, соображая, что имелось ввиду. Король же вообще взирал на происходящее с глубоким изумлением, совсем неподобающе своему высокому положению простонародно лупая глазами. Выдержав небольшую паузу, дал объяснения:
– Изучив обстановку, я пришел к выводу, что евреям лучше вообще покинуть вашу страну. Не нужно дразнить английский народ, который не хочет нас здесь видеть!
– И… куда же вы собираетесь направиться? – обрел, наконец, дар речи сраженный наповал неожиданным аргументом архиепископ.
– Господь создал немало суши! Часть ее до сих пор никем не занята, – обтекаемый ответ был призван скрыть наши настоящие планы. Вряд ли у них есть шпионы среди евреев Лондона, которые уже знают точнее. – Но, конечно, переместить всю общину – дело не быстрое и займет годы. Потому я и здесь – договориться провести весь процесс спокойно, в согласии с Его Величеством и к взаимной выгоде!
Вновь последовала пауза, на этот раз более продолжительная. Канцлер переглядывался с королем. Я понимал их затруднение. С одной стороны налоги и поборы с евреев обеспечивали постоянный, пусть и не такой уж огромный – около шести – семи процентов – доход казне. И служили инструментом для выколачивания денег из остального населения, а также в качестве громоотвода для регулярных выплесков народного недовольства. С другой – евреи конкурировали с все более укрепляющейся прослойкой английских купцов и гильдий, а также мешали развитию находящейся пока в эмбриональном состоянии банковской системы. Не говоря уже о простой религиозной ненависти и отсутствию для иудеев законного места в традиционной трехсословной феодальной системе. Однако мои последние слова о взаимной выгоде не могли не заинтересовать Иоанна. Возможность несколько поправить ужасное, после военных поражений на континенте, финансовое состояние явно манила его. С этого пункта король и продолжил разговор, опередив своего, так и не определившегося пока канцлера: