В истории похищения баронессы, которую фон Вернер пересказал своим товарищам, на его взгляд, правды было еще меньше, чем в сочиненной им повести о Последнем походе. Но на этот раз авторство принадлежало не молодому человеку, а баронессе фон Раер. Всхлипывая, покрывая лицо Морица горячими поцелуями, девушка клялась, что ни в чем не виновата. Она и не подозревала, что ее Труди — настоящая ведьма. Именно она подливала в ее питье какое-то зелье. От колдовского напитка Алина забыла на время о своем любимом и послушно выполняла все приказы коварной служанки. Но ужас, пережитый во время нападения монстра, вернул ей память, теперь она готова на все, чтобы быть с любимым. Пусть только Мориц простит ей ту боль, которую она невольно причинила ему! Они поедут к ее отцу и старый барон, узнав о том, как юноша героически спас его любимую дочь, разрешит им пожениться…
Несмотря на то, что остатки здравого смысла подсказывали молодому человеку не верить, он махнул на все рукой. В конце-концов, напав на мессира, он спас любимую от пыток и казни. Как там было на самом деле уже неважно: он сделал свой выбор и с дороги не свернет. Главное, что она любит его. Да и ночное чудовище выходило за рамки здравого смысла и обычной жизни. О таких созданиях ранее он только читал. А если вчера ему пришлось сражаться с монстром, то почему бы Труди не оказаться ведьмой?
Лежавший на кровати Хлонге мрачно наблюдал за происходящим в комнате и поначалу пытался задавать девушке полные сарказма вопросы. Алина тут же терялась, слезы начинали катиться по ее личику градом и, не выдержав, стрелок заткнул мессиру рот кляпом. Потом, когда рассвело, он освободил Хлонге, и наставив аркебузу в грудь бывшего нанимателя, заставил написать ему с товарищами отпускное свидетельство.
Чтобы обезопасить себя от нападения со стороны телохранителей мессира, фон Вернер отобрал у них ружья. Сделать это было тяжело, так как в любой момент все могло обернуться кровопролитием. Но, судя по всему, проведя ночь в унизительном плену, мессир внутренне сломался. После того, как Мориц вытащил у него изо рта кляп и развязал руки, Хлонге больше напоминал марионетку, чем живого человека. Он ни разу не попытался дать понять своим людям, что происходит на самом деле и покорно повторял все, что ему говорил наемник.
Передав ружья стрелкам, стоя во дворе, телохранители провожали бывших спутников мрачными взглядами. Мориц заставил мессира проехать с ними до самого леса и только потом отпустил. Все время он трусил на сером в яблоках жеребце за Хлонге и был готов в любой момент пустить ему пулю в спину. Но мессир так и не попытался что-либо предпринять. Возвращаясь под пристальным взглядом стрелка к Медвежьему замку, он даже не оглянулся.
Переехав вечером того же дня границу с курфюрством Турш, наемники остановились переночевать на постоялом дворе. Днем, когда они вернулись на Звездный тракт, решая, куда ехать дальше, фон Вернер передал товарищам предложение баронессы. Она просила стрелков отвезти ее к батюшке в Зеленогорье. Обещала хорошо заплатить, а если захотят, то поговорить с бароном, чтобы взял их на службу.
Предложение Алины вызвало у наемников, да и у самого Морица, странное чувство. С момента возвращения девушки никто не доверял ей по-настоящему. Рассказу о колдовстве Труди стрелки поверили, так как у каждого на нее имелся зуб, но в полную невиновность госпожи верить не собирались. Наемники были людьми тертыми и навидались всякого.
Выбравшись из лесу, посчитав себя в безопасности, Олень принялся отпускать по адресу баронессы злые шуточки. При этом старался задеть и фон Вернера, но тот крепился, делая вид, что не замечает. Молодой человек знал, если он схватится с южанином, то рассчитывать на помощь остальных ему не придется. В лучшем случае они молча будут наблюдать со стороны, в худшем — помогут Оленю прикончить его. Для себя Мориц решил, что, как только они окажутся подальше от мессира — погоню юноша не исключал — он расстанется с товарищами навсегда. Отныне его путь лежит вместе с любимой, или в одиночестве. Хотя, стрелок не мог себе представить, как он сможет ее теперь отпустить: слишком многим фон Вернеру пришлось пожертвовать.