Оставлять свидетелей в живых фон Цоберг не собирался изначально да и лишние дольщики ему не были нужны. Поэтому, когда были найдены, вскрыты все тайники, шкафы, сундуки, а награбленное перекочевало в сумки, рыцарь прикончил старика-ювелира. Затем, выпуская по одному из дома стрелков, он задержался на пороге и наградил впустившего их сторожа коротким ударом в затылок. Молча, даже не охнув, человек упал ничком, а фон Цоберг поспешил к калитке, за которой продолжал напряженно вглядываться в темноту Мориц.
— Быстро уходим, — бросил ему рыцарь. — Все кончено.
Момент для разговоров был неподходящий и фон Вернер молча брел за почти бегущими товарищами. Из мешков, подпрыгивающих на спинах Оленя с Куртом, доносился звон: там бились друг о дружку блюда и тарелки серебряного сервиза. Из сумок слышалось позвякивание золотых монет. Все эти звуки ответили молодому человеку на не заданные вопросы — налет удался.
Вскоре стрелки уже садились на коней, обрадовав своим возвращением не находившего себе места от беспокойства Ганса. А потом, когда они галопом мчались через городские ворота, то никто не заметил, как замыкавший отряд мессир, придержав коня, разрубил палашом голову ожидавшего стражника. С лишними ртами было покончено, к тому же теперь в живых не осталось никого, кто бы мог указать на фон Цоберга и его людей.
* * *Оставшись в седле, измотанный ночной скачкой, фон Вернер смотрел, как его товарищи сыплют награбленное на расстеленный по земле плащ. Звонкими струйками лились золотые монеты, змейками выскальзывали из сумок драгоценные цепи. Ссыпались, вспыхивая огоньками самоцветов в рассветных лучах солнца, перстни и кольца. Серебряные подсвечники, чеканные блюда, подносы, украшенные резьбой кубки, плоские слитки серебра и золота…
Настоящее богатство, но Мориц не мог разделить радости приятелей, которые выхватывали друг у дружки предметы, восхищенно цокали языками и радостно хохотали. На вещах, как ему рассказали, лежала кровь пяти человек, а за такие вещи полагалось отсечение головы. И мысль, что сейчас они в безопасности, не успокаивала. Не становилось легче и от того, что сам не убивал, не резал глотки старику и его домочадцам. Стрелки рассказали: фон Цоберг убил всех своей рукой, словно опасался, что в последний момент его сообщники дрогнут. Молодой человек слабо в это верил, так как знал, его товарищам все едино: что курице шею свернуть, что человеку брюхо вспороть. За годы службы убийство стало для них привычным делом, такое уж у солдата ремесло.
Фон Вернер посмотрел на рыцаря: тот не спешиваясь, с высоты своего роста, издалека наблюдал за происходящим. Черты тяжелого, каменного лица утратили всегдашнее выражение холодного спокойствия, и, к удивлению Морица, их исказила нетерпеливая гримаса. Похоже, вид золота не оставил равнодушным даже старого вояку. Что же тогда говорить о других? Стоявшего рядом с мессиром Ганса била нервная дрожь. Чуть не подпрыгивая на месте, он сжимал в руках аркебузу и по гусиному вытягивал шею, пытаясь рассмотреть появлявшиеся на свет божий предметы. Наконец, на плащ, звякнув, упала последняя вещь — серебряный кубок.
— Ну вот нам и повезло! — окинув восхищенным взглядом богатство у своих ног, Олень хлопнул ладонью по сутулой спине Курта с такой силой, что тот покачнулся, а в лучах солнца заиграли пылинки. — Пора приступать к дележке.
— Точно, — поддержал Виктор и обратился к рыцарю:
— Мессир, я предлагаю…
— Подожди, — оборвал его фон Цоберг. — Это точно все? Проверьте сумки.
— Нету больше, — Виктор с Оленем затрясли над плащом раскрытыми сумками, а Курт вывернул свой мешок наизнанку, показав, что внутри пусто. Убедившись, что у наемников ничего не осталось, рыцарь ткнул шпорами лошадиные бока, и вороной жеребец налетел на испуганно отшатнувшегося Курта. В следующее мгновение стальной боек клевца, зажатого в кулаке фон Цоберга, клюнул старика в темя. Олень с Виктором испуганно застыли.
— Бей их, Фриц! — не двигаясь с места, заорал Ганс и поднял аркебузу.
Отшвырнув в сторону сумку, младший брат Дуко выхватил тесак и попытался ткнуть им стоявшего рядом пикинера. Ловко отбив клинок рукой, Виктор отскочил в сторону. Сообразив, что происходит, Мориц поддался первому и единственно верному порыву: прильнув к лошадиной шее, ударом шпор послал коня с места в карьер. Прочь с поляны, к уходившей в лес тропе. Главное было побыстрее оказаться, как можно дальше, от начавшегося безумия.