— Прошу прощения, мессир, — перебил алхимик. — Вы можете трансформироваться по собственному желанию?
— Могу, — буркнул рыцарь. — Особенно, когда сражение, очень в бою помогает.
— А разве вы таким образом не рискуете открыть свой истинный облик? — интерес ученого в Нимере все больше брал вверх над осторожностью. — Ведь люди…
— В бою людишкам, которые с тобой, не до того, как выглядишь, — ответил фон Цоберг. — Им только лучше, если враг лишний раз в портки наклал. Когда идет резня и все друг дружке кишки выпускают, зубами глотку грызут, тут не до того, чтобы по-сторонам глазеть. Ты вот у него спроси, — рыцарь кивнул на стрелка. — Он эти вещи на своей шкуре испытал… А вообще весь наш род после того, как первый Бруман мою прапрапрапрапрабабку покрыл, только и делает, что сражается, да по большим дорогам за добычей охотится. Одному прадеду повезло, что его папаша в награду за военные подвиги от императора землю получил, а на ней золотую жилу нашли. Так он потом всю жизнь в замке просидел, монету чеканил. И моему деду хватило до самой смерти. А вот папаше — нет, покупать рубины было уже не за что… У нас ведь как в семье получилось, — оживился фон Цоберг, — когда первый ребенок от Брумана родился… Прапрапрапра… Тьфу! Ну, самая первая бабка, Эдвигой звали, родила, то младенец все время орал. И днем и ночью. Что не делала ничего не помогало. Стала ребенка по всяким ведуньям-колдуньям таскать, но никто ничего присоветовать не мог. Пока какой-то полуэльф, говорят, тогда такие еще водились, сказал дать младенцу вина с порошком из толченного рубина. Малый глотнул и сразу успокоился. Ну, тут все сразу стало ясно.
— А почему он не превратился в брумана, когда первый раз приступ начался? — спросил алхимик. — Ведь вы говорите, что…
— Я рассказываю, как мне папаша сказывал, — нахмурился фон Цоберг. — А как оно там на самом деле было, никто точно не скажет. Предки мои были люди неграмотные, в лучшем случае, подпись ставить умели, и записок не оставили. Да и сам я с трудом буквы в слова складываю. Вот братец мой — тот ученый был, а я, как на службу подался, так до сих пор из рук меча не выпускаю. Со всякой сволочью всю жизнь якшаюсь, чтобы вместе золото добывать. Когда война, то полегче будет, что у врага взял, то твое. А если мир, — фон Цоберг скривился, — то совсем жизни нет. Как волк по лесам бегаешь, добычу ищешь. Ну, ничего, — лицо гиганта посветлело, — теперь старой жизни конец. Будешь мне в печи камни делать, ученый человек, — бруман весело посмотрел на потупившегося Нимера. — Содержать буду хорошо. В тепле и сытости. Если девки понадобятся, то получишь…
— Какие там женщины, — тихо пробормотал смутившийся лекарь.
— Как хочешь, — фон Цоберг зашевелился, стал поправлять перевязь. — Сейчас поедем в мой замок. Он давно стоит пустой, но ничего, все наладим и заживем. Хватит мне свою шкуру дырявить да людишкам головы отрывать. Я за свою жизнь знаешь, скока народу положил? — он подмигнул стрелку. — Город заселить можно. Ладно, с тобой все ясно, — рыцарь посмотрел на лекаря. — Попытаешься удрать — сломаю ноги и посажу на цепь. Будешь до смерти на карачках ползать.
— Зачем вы так, мессир, — дрожащим голосом произнес Нимер. — Клянусь, я от вас ни на шаг. Вы мне, можно сказать, жизнь спасли!
— Хорошо, хорошо, — небрежно отмахнулся рыцарь. — Я предупредил, а дальше сам соображай. Так, — он шагнул и навис над сидевшим на лавке стрелком. — А вот, что с тобой делать? Шкуру ты мне попортил, но я сейчас добрый. Отпускать же тебя никак нельзя. Люди про нашего мастера услышат, не дай бог, поверят. Охота за нами начнется… Но вообще-то, мне кастелян нужен. Пойдешь в управители замка? У меня там человек десять дармоедов несколько лет живут, чем бог послал. Думаю, такой бравый парень, как ты, с ними справится. Ну, что молчишь?
— Соглашайтесь, соглашайтесь, — испуганно зашептал Нимер. — Хорошее предложение.
Рыцарь нетерпеливо пошевелился и Мориц услышал свой голос:
— Согласен, мессир. Благодарю вас за милость.
— Молодец, — фон Цоберг так хлопнул молодого человека по спине, что в затылке у того запульсировала боль. — Собирайся.
* * *В камине громко "выстрелило" горящее полено. Кастелян замка Белый Орел, а в последнее время и летописец славного рода фон Цоберг, вздрогнув, очнулся от воспоминаний.
— Что было на самом деле не напишешь, — произнес вслух фон Вернер и, закусив нижнюю губу, неприязненно посмотрел на лист с "Историей…". — Придется опять сочинять…