А потом…
Потом разве что с бутылкой. Он вспомнил первые дни после удара. Проклятый две тысячи тринадцатый. Страх и острое ощущение безысходности. Ночи на подземной автостоянке, пока бушевало пожарище и оседала радиоактивная пыль. Обнаруженную «Ниву» с палаткой и прицепом, полным рыболовного инвентаря и спиртного. Мольбы продавщицы из киоска напротив, которой он так и не нашел в себе силы помочь… Как примерно через неделю его подобрали мародерствующие выживальщики, идущие в Пионерск.
Из сумрака, размытые, словно поднимались из морской пучины, проступили лица Димки и Жени, ушедших тогда в зоопарк. Ноздри пощекотал запах свежей выпечки…
Может, его сыну повезло, что он так и остался навсегда ребенком. Застыл в самом драгоценном и священном для каждого мгновении.
В детстве.
Многие приятельствовавшие с Батоном мародеры скрывали свои чувства под агрессией и масками безразличия. Со временем и Батон научился быть таким.
Пока не подросла Лера, заменившая ему дочь. Маленький человечек, которому одному во всем проклятом мире удалось растопить скованную льдом душу охотника и немного подлечить его раны. За нее Батон был готов убить даже в родном Убежище.
Охотник с Савельевым осторожно поднимались по лестнице, пробуя каждую ступень, а слова старой песенки вновь и вновь приходили в голову. Пусть и не к месту, но было в них что-то родное и успокаивающее, веющее извечной морской выправкой, беззаботностью и лихой отвагой. С каждым новым шагом заброшенный российский корабль нравился Батону все меньше и меньше. О том, что мельком увидел сквозь щель в каюте шагов тридцать назад, он Савельеву не сказал. Сам не заметил, и ладно. Нечего тревожить почем зря. Может, и показалось.
— Батон, ты чего, перед вылазкой принял, что ли? — тяжело дыша, поинтересовались из-за спины, и идущий впереди охотник понял, что негромко напевает вслух.
— Иди в жопу, — не оборачиваясь, беззлобно огрызнулся он. — Трезвый я. Под ноги лучше смотри, тут вон ступенька кривая. Ты путь помечаешь?
— Помечаю-помечаю, — проворчали позади.
И все-таки присутствие шагавшего за спиной Савельева ободряло. Всегда хорошо, когда есть кому в случае чего прикрыть спину. Особенно на чужой территории.
А в том, что они здесь незваные гости, Батон уже практически не сомневался. Наметанный глаз охотника дважды ошибиться не мог. Ладно, будем держать ухо востро — иного выбора у них все равно уже нет.
Раньше Батону доводилось видеть такие суда разве что только в журналах и телепередачах. Но он никогда бы не подумал, что в один прекрасный день сам окажется в чреве стального гиганта, полностью предоставленный самому себе. Смотри — не хочу.
Мать честная, сколько тут было всего! Вот, видать, куда Москва и секретные учреждения вбухивали свои несметные миллиарды, а с ними и золотые головы, которые тут же и ложились. Запертые в катакомбах лабораторий ученые, инженеры, техники, отбираемые со всей страны самородки, которым не разрешалось бежать за границу.
Знали ли они, что, проектируя тысячетонного монстра, создавали не корабль, а памятник собственному труду? Кем был Лев Поликарпов, именем которого по древней морской традиции окрестили судно? Моряком, солдатом, ученым? Создателем плавучей станции? Батон знал, что вне зависимости от рода занятий такой почести удостаивались либо настоящие герои, либо святые-великомученики.
Длинные изгибающиеся коридоры — лифты! — перегородки между жилыми и техническими отсеками, лестницы, двери в спальни-каюты и многочисленные лаборатории, змеящиеся трубы и пузатые, припорошенные снегом вентили, — все в обрамлении сложных приборов и устройств.
Всюду облупившиеся и выцветшие маркировки, надписи, цифры и сокращения — да уж, туго придется америкашкам. Маху дал Тарас — надо было их хоть по одному к русскому прикрепить, а не вместе слать. Хотя кроме идущего позади охотника Савельева иностранного языка не знал больше никто.
Внутри «Лев Поликарпов» казался настоящим плавучим городом. Сколько же он мог вместить людей? Несколько сотен? Больше полутысячи?
Батон вспомнил слова Тараса о том, что «Поликарпов» был оснащен сверхтехнологичными спутниковыми приемниками, системами наведения и даже входил в состав космической группы войск. Наполовину исследовательский, наполовину военный. Целая передвижная мобильная база. Сколько же секретов и тайн можно найти в ее недрах! Секретов, не предназначавшихся для посторонних глаз, а в нынешние времена и вовсе никому не нужных.
Значит, погибшие родители Леры были не простыми учены- ми-биологами с присущим людям такого рода духом авантюризма, а трудились на правительство и военный аппарат. Занимались ли они разработками биологического оружия или смертельных вирусов, с одним из которых команда «Грозного» столкнулась во льдах? Ставили ли эксперименты? Сколько жизней на их счету…
Батон тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. О мертвых либо хорошо, либо…
У убийц не могла бы родиться такая дочь. Хоть они ее и не воспитывали.
— Ты чего отстал?
— Я здесь, пометку делал.
Продолжая осмотр, Батон подкрутил ручку фонарика. Единственное наследие, которое оставило после себя человечество, было делом рук военных. Секретные базы, воздушные, подводные, космические и подземные. Законсервированные вирусы и их штаммы, боеголовки и целые замороженные ангары с техникой, созданной с единственной функцией — разрушать… В России, Германии, Америке, Антарктике, черт знает где еще.
Затаившиеся гнойники, ждущие своего часа под кожей изнасилованной катаклизмом планеты. Наследие по имени Смерть. Воевать только больше некому.
— Какая же здесь должна была быть метеостанция, — мечтательно протянул Савельев, словно прочитав мысли Батона.
— Громадная, будь уверен, — ответил тот, продолжая обшаривать стены и потолки фонариком.
Вдруг где-то дальше по коридору и чуть в стороне, в темноте за пределами луча света что-то отдаленно лязгнуло, а потом натужно заскрипело. Батон и Савельев замерли, прислушиваясь. Звук стал удаляться и быстро затих.
— Хто хам? — в наступившей тишине шепот Савельева прозвучал так громко, что Батон вздрогнул от неожиданности.
Корабль-призрак, мать его. Надо было все-таки с собой стволы взять, но бережливый Тарас, несмотря на то, что территория незнакома, наотрез запретил брать огнестрельное оружие, ссылаясь на его драгоценность. Корабль-де все равно пустой, а арсенал в Антарктике где пополнишь? Неизвестно, что их еще ждет впереди. Ну-ну. Жопа и голодная смерть ждет, если как молено быстрее не придумают, как ноги отсюда сделать.
Мало Тарасу встречи с кальмаром было. Чтоб его. Черт! Сейчас у них из оружия только дубинки и ножи, которые вставлялись в специальные крепления, превращаясь таким образом в мини-копья для охоты на тюленей. Хороша амуниция, нечего сказать. Еще у каждого имелась пара фальшфейеров, болтавшихся на ременных петлях. Если что, только и останется, что ноги уносить.
А как бы сейчас повела себя Лерка? Наверняка бы уже бежала вперед вслед за своей Чучундрой, чтобы посмотреть, что же там такое приключилось. Это вернуло охотника к реальности.
— Ничего, — огрызнулся он, ругая себя за внезапную хлипкость, Секунду назад ему очень захотелось резко обернуться и пронзить светом тьму за спиной Савельева. Иди в задницу, старый кретин! Еще не хватало начать от всяких звуков шарахаться.
— Наши скорее всего шебуршатся. Нечего стоять, идем.
Вскоре на одной из верхних палуб им удалось, наконец, обнаружить заброшенную радиорубку.
— Кажется, пришли.
Вдвоем с трудом отодвинув осыпавшуюся ржой дверь, мужчины осторожно зашли в просторное помещение с низким потолком, уставленное различной аппаратурой и обветшалыми средствами связи. Осматриваясь, Батон неторопливо прошелся по помещению, в котором царил разгром, переступил через лежащий на боку полусгнивший офисный стул на колесиках.