— А теперь, простите, — резко говорит Наоми Эддс, — мне нужно вернуться к работе.
— Конечно, — вежливо киваю я, мысленно добавляя: «Я тебя не звал. И не просил задерживаться». — Да, мисс Эддс, еще одно. Что вы делали сегодня утром у «Макдоналдса», где было найдено тело?
На мой неопытный взгляд, вопрос тревожит мисс Эддс — она отводит глаза, и на щеках проступает легкий румянец, — однако девушка овладевает собой и с улыбкой отвечает:
— Что делала? Я все время туда хожу.
— В «Макдоналдс» на Мэйн-стрит?
— Почти каждое утро. Точно. Выпить кофе.
— Выпить кофе можно гораздо ближе.
— У них хороший кофе.
— А почему вы не зашли?
— Потому что… потому что в последнюю минуту спохватилась, что забыла кошелек.
Я складываю руки на груди и выпрямляюсь в полный рост:
— Это правда, мисс Эддс?
Она складывает руки на груди, копируя мою позу, и смотрит прямо в глаза:
— А это правда просто следственная руина?
И я остаюсь провожать взглядом ее спину.
— Вы про того коротышку спрашивали. Правильно?
— Простите?
Старикан охранник сидит на том же месте, где я его оставил, развернув стул к лифтам, словно застыл в этой позиции на все то время, что я работал наверху.
— Про того, кто умер. Вы сказали, идете в «Мерримак-жизнь» насчет убийства.
— Я сказал, что расследую подозрительную смерть.
— Ну да. Так это насчет коротышки. Мелкий, как белка, очкастый?
— Да. Его звали Питер Зелл. Вы были знакомы?
— Не-а. Не больше чем с любым, кто работает в здании. Здоровались. Вы коп, говорите?
— Детектив.
Дубленое лицо старика на миг сводит дальняя родственница улыбки.
— Я служил в авиации. Во Вьетнаме. А когда вернулся, тоже хотел стать копом.
— Эй, — повторяю я пустые слова, которыми мой отец обычно отвечал на пессимизм и безнадежность, — никогда не поздно!
— Ну, — охранник хрипло откашливается и поправляет мятую фуражку, — теперь-то уже поздно.
В тускло освещенном вестибюле тянутся секунды, а потом охранник говорит:
— Так прошлой ночью того худышку подхватил с работы тип с большим красным грузовиком.
— Красный грузовик? На бензине?
Бензина ни у кого нет — ни у кого, кроме полиции и армии. ОПЕК прекратила экспорт нефти в начале ноября, канадцы последовали ее примеру парой недель позже, и на этом все. Министерство энергетики пятнадцатого января вскрыло стратегические резервы, все получили бензина на девять дней и больше не получат.
— Не бензиновый, — поправляет охранник. — Судя по запаху, на растительном масле.
Я киваю и в волнении шагаю ближе к нему, разглаживая усы ребром ладони.
— Мистер Зелл сел в машину добровольно или против воли?
— Ну его никто не заталкивал, если вы об этом. И пистолетов я не видел — никакого оружия.
Я раскрываю тетрадку, щелкая ручкой.
— Как он выглядел?
— Выставочный «форд» старой модели. Шины восемнадцатидюймовые, «гудиер» без цепей. Сзади клубился дым и воняло как будто подгоревшим маслом.
— Так-так. Вы номера не заметили?
— Нет.
— А водителя рассмотрели?
— Нет. Я тогда не видел причин рассматривать. — Старик задумчиво моргает. Кажется, мой энтузиазм его позабавил. — Но он был крупный парень, это я точно говорю. Такой здоровяк.
Я, поспешно записывая, киваю.
— И вы уверены, что это был красный грузовик?
— Точно. Красный, среднего размера, на стандартной раме. А на боковой стенке кабины со стороны водителя большой флажок.
— Какой флажок?
— Какой флажок? США, — нехотя отвечает охранник, словно ему неприятно признавать существование других стран.
Я молча пишу целую минуту. Все быстрей и быстрей, шурша ручкой в тишине вестибюля, а старик рассеянно поглядывает на меня, склонив голову, словно я не человек, а музейная витрина. Потом я, поблагодарив, убираю тетрадь и ручку и выхожу на мостовую, под снег, засыпающий красный кирпич и известняк центральной части города. На секунду останавливаюсь, рассматривая воображаемую картинку, как кадр из фильма: застенчивый неловкий человечек в мятом коричневом костюме забирается на пассажирское сиденье блестящего красного грузовика с модифицированным двигателем и уезжает в последние часы своей жизни.
Глава 3
Этот сон, повторявшийся раз или два в неделю, уносил меня во времена, когда мне было двенадцать.