Я уложил все, кроме слайда, в картонную коробку.
— Лучше пусть они у вас побудут. А то последнее время ко мне в офис зачастили незваные гости. Я оставлю только слайд, если не возражаете.
Фицпатрик кивнул и взял коробку.
— Обещаете держать меня в курсе?
— Разумеется.
Фицпатрик вызвал по видеофону такси. Я проводил его до спидера, а затем полетел к Эллису.
Когда я приземлился перед «Вокруг космоса», было уже поздно, над изломанным горизонтом Нового Сан-Франциско выглядывало солнце. На двери магазина висела табличка «ЗАКРЫТО», но я все равно постучал. Вскоре Эллис вышел ко мне через черный ход и отворил переднюю дверь.
— Что, все-таки надумали попробовать фиточая? От бессонницы лучше средства нет.
— Нет, спасибо. Извините, что я так поздно, мне нужно срочно кое-что выяснить. Я вручил Эллису слайд.
Он подошел к прилавку и включил лампу. Направил свет себе в лицо, поднял слайд.
— Где вы это взяли?
— Не важно. Узнаете?
— Это артефакт из каталога майора Баррета. Эллис выключил лампу. — Хотите еще разок заглянуть в папку?
Я кивнул. Мы вошли в жилую комнату, и уже через секунду Эллис рылся в папке. Он быстро нашел нужную ксерокопию и протянул мне. Я пригляделся. Тот же рисунок, что и на слайде, а в самом низу листа стоит номер. Я посмотрел на Эллиса. Тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Что вы можете об этом сказать?
Эллис откликнулся с жаром спортивного болельщика на решающем матче:
— Инвентарный номер сто восемьдесят шесть. Баррет эту штуковину называет «энергетическим элементом». По свидетельству майора, в Розвилле среди обломков космического корабля обнаружено три таких предмета. Один «элемент» находился в пульте управления, два других — в трюме. Возможно, они служили инопланетянам источниками тока. При аварии элемент из пульта пришел в негодность, остальные уцелели. Ученые взяли один из них в лабораторию и попытались разобрать, а второй был каталогизирован и помещен на хранение. Как утверждал майор Баррет, принцип действия и предназначение «энергетического элемента» выяснить так и не удалось.
— Стало быть, по меньшей мере одна такая штуковина, вероятно, невредима и хранится в комплексе Розвилл?
Эллис обеспокоенно посмотрел на меня.
— Уж не хотите ли вы туда пробраться?
Я вернул ему ксерокопию.
— Возможно.
— Мерфи, вы с ума сошли. Оставьте эту затею.
— Почему?
— Думаете, вы первый, кому это пришло в голову? Нет на свете уфолога, который не мечтает хоть одним глазком заглянуть в комплекс Розвилл.
— И что же их останавливает?
Эллис заметно разволновался.
— Прежде всего, надежная охрана. Военные не желают туда никого пускать. Без допуска к сверхсекретным объектам вы и на пушечный выстрел к Розвиллу не подойдете.
— А если я получу такой доступ?
Эллис отрицательно покачал головой.
— Мерфи, я вам настоятельно советую выбросить эту идею из головы. Мне известно по крайней мере о четырех попытках проникновения. И только один человек остался жив и смог кое-что рассказать. Он был в последней, четвертой группе. Они готовились целый год, обзавелись всем необходимым снаряжением, даже пропуска раздобыли. Выживший парень сказал, что им удалось преодолеть наружную охрану. Он стоял на крыше, а остальные спустились в комплекс. По плану они должны были провести внутри четыре часа. Этот парень тридцать часов проторчал на крыше. Его группа так и не вернулась.
Мне это напомнило рассказы о привидениях. Ниточка, которую нам оставил Мэллой, вела прямиком в Розвилл. И пускай Эллис не хочет или не может мне помочь, я его раскусил и всегда смогу вытянуть нужные сведения. А сейчас мне нужно знать только дорогу в комплекс Розвилл.
Возвратясь в офис, я решил связаться с Фицпатриком. Помнится, нанимая меня, он сказал, что когда-то работал вместе с Мэллоем в Китае. Что-то не верится. Скорее всего, с Мэллоем Фицпатрик познакомился намного раньше. Возможно, даже в Розвилле. И пусть это всего лишь предположение, вреда не будет, если я попробую вызвать старичка на откровенный разговор. Мэллой мертв, и никто из моих знакомых никогда не бывал в Розвилле. Кроме, быть может, Фицпатрика. Помочь мне — в его интересах.
Час был поздний, но я все равно позвонил. Через семь или восемь гудков на экране видеофона появилось усталое лицо Фицпатрика. Должно быть, я его все-таки разбудил.