— Просто… еще раз простите, что беспокою, но у меня телефон вашего потерпевшего.
Через десять минут она у меня дома — маленький город, пустые улицы — и мы сидим за неприбранным кухонным столом, шатающимся, когда с него берут или ставят чашку кофе.
— Все не могла отделаться от мыслей о месте происшествия. — Макконнелл одета по всей форме, по штанинам голубых брюк тянется узкий серый кант. Лицо внимательное, собранное, ей есть что сказать. — Все думала о нем.
— Да, — тихо признаюсь я, — я тоже.
— Все там казалось каким-то… вы меня понимаете?
— Понимаю.
— А главное, отсутствие телефона. Все носят телефоны с собой. Всегда и всюду. Даже теперь, верно?
— Верно.
Кроме жены Денни Дотсета.
— Ну вот, — Макконнелл выдерживает паузу, таинственно поднимает палец, раздвигает уголки губ в хитрой улыбке. — Два дня назад, посредине смены в седьмом секторе, до меня дошло. Кто-то спер у него телефон.
Я киваю с умным видом, как будто учитывал и такую возможность, но отбросил по неким высшим соображениям, а сам готов дать себе пинка, потому что совсем забыл про телефон.
— Думаете, убийца забрал его телефон?
— Нет, Генри. То есть детектив. — Макконнелл мотает тугим черным хвостиком на затылке. — Вы же сказали, что бумажник остался при нем. Бумажник и ключи. Если бы убили ради ограбления, то забрали бы все, верно ведь?
— Если убили не ради телефона, — добавляю я. — Что в нем? Номера. Или фото? Какая-то информация.
— Не думаю.
Я встаю, чтобы поставить чашки в мойку, и столик дребезжит мне вслед.
— Вот я и подумала: если не убийца, значит, там кто-то побывал, — продолжает Макконнелл. — Кто-то в том «Макдоналдсе» вытащил телефон из кармана мертвеца.
— Серьезное преступление. Мародерство.
— Да, — кивает Макконнелл, — но давайте прикинем риски.
Я оглядываюсь на нее от стойки, где насыпаю в чашки растворимый «Мистер Кофе».
— Простите?
— Скажем, я — обычный гражданин. Не бездомный, не нищий, раз ем в ресторане ночью буднего дня.
— Согласен.
— У меня есть работа, но платят гроши. Если сбыть мобильник скупщикам металла, которые интересуются кадмием, это серьезная прибавка. Хватит, чтобы продержаться месяц-другой, может даже, чтобы под конец бросить работу. Вот плюс — существенные шансы на значительное вознаграждение.
— Конечно-конечно, — подтверждаю я. Мне нравится ход ее рассуждений.
— И вот я стою там, а копы уже выехали, — продолжает Макконнелл. — Я прикидываю, что есть десятипроцентная вероятность попасться.
— Когда копы уже в пути? Двадцать пять процентов.
— Один из них — Майкельсон. Восемнадцать процентов.
— Четырнадцать.
Она смеется. Я тоже смеюсь, но при этом вспоминаю отца, и Шекспира, и Туссена. В контексте новых времен концепцию мотивов приходится пересмотреть.
— Зато, если попадешься, это не просто обвинение и суд, а стопроцентная вероятность умереть в тюрьме.
— Ну я молод, — она еще не вышла из роли. — И самоуверен. Я решаю рискнуть.
— Хорошо, заинтриговали, — киваю я, подливая в кофе молока. — Кто же взял телефон?
— Тот паренек. Тот, что стоял за стойкой.
Я сразу вспоминаю, о ком она говорит. Мальчишка с сальными лохмами, скрывающими рябое от угрей лицо. Взгляд, мечущийся между ненавистным боссом и ненавистными копами. Усмешка, которая так и кричит: «Я вас обыграл, гады!»
— Вот сукин сын, — я качаю головой. — Настоящий.
Макконнелл сияет. Она служит с февраля прошлого года, это сколько же получается? Четыре месяца настоящей службы до дня, когда кто-то врезал обухом топора по лицу всего мира.
— Я радировала в диспетчерскую, что покидаю сектор — знаете, никому теперь и дела нет, — и поехала прямо в «Макдоналдс». Мальчишка, как увидел мое лицо, бросился бежать. Перепрыгнул через стойку — и к двери, через стоянку, по снегу. А я такая: только не сегодня, приятель! Только не сегодня.
— Только не сегодня, — смеюсь я.
— Ну вот. Я достала личное оружие и пустилась в погоню.
— Не может быть!
— А вот!
Потрясающе. Макконнелл ростом немногим выше пяти футов, ей двадцать восемь, и она одна растит двоих детей. Она уже на ногах, жестикулирует, расхаживая по кухне:
— Он мчится к игровой площадке, несется, как вездеход, по льду и лужам, а я ору: «Полиция! Стоять, ублюдок!»
— Не кричали вы «Стоять, ублюдок!»
— Кричала. Понимаете, Пэлас, мне ведь больше не представится случая гнаться за преступником с воплем «Стоять, ублюдок!»
Макконнелл надела на парня наручники и тут же насела на него, прямо на заснеженной детской площадке на Вест-стрит. Парень раскололся. Он толкнул мобильник дамочке с голубыми волосами по имени Беверли Маркель, у нее магазин старья в бывшем ломбарде рядом с окружным судом. Маркель — золотой мешок, у нее казна полна золотыми монетами и слитками, но она еще прирабатывает скупкой краденого. Макконнелл пошла по следу. Беверли уже перепродала телефон жирному психу по имени Конрад, собирающему литиевые батареи для связи с пришельцами, которые мчатся из туманности Андромеды с флотом спасательных кораблей для человечества. Макконнелл нанесла визит Конраду и сумела внушить ему, что явилась не из другой галактики, а из полиции, после чего он понуро вернул чудом уцелевший телефон.