— Тадам!
— Мне нужно ей кое-что передать.
— Да ну? — поднимет бровь Доктор Кофе.
Я потираю тот бок, где под ребрами осталась ссадина от пистолетного ствола:
— Передайте ей, что здесь был Генри.
— Это можно.
— И скажите, что мне нужно с ней повидаться.
— Это тоже можно.
Он снимает с крючка белую керамическую чашечку и наполняет ее эспрессо, перемежая слоями молочной пены, которую добавляет ложечкой на длинной ручке. В его движениях заметен гений своего дела — такая в них тонкость и даже чувственность.
— Вы не всегда этим занимались, — говорю я. — Я имею в виду кофе.
— Не всегда, — он не отрывается от работы, держит чашку в сложенной лодочкой ладони и ловко играет ею, создавая узор из полосок кофе и светлой пены. — Я изучал прикладную математику, — чуть заметным наклоном головы он указывает в сторону Гарварда и поднимает сияющий взгляд, подавая мне латте с идеальным дубовым листком на поверхности. — Но знаете, как говорится? У этого дела нет будущего.
Он улыбается, и мне бы полагалось рассмеяться, но я не смеюсь. У меня болит глаз. У меня дергает болью разбитую губу.
— Так вы дадите ей знать? Что заходил Генри.
— Да, парень, я передам.
— И, пожалуйста, скажите ей… — А что? Почему бы и нет, что уж теперь? — Скажите, что Пэласу нужно узнать, что прикрывает эта жюль-верновская история с полетом на Луну. Скажите, я знаю, что это не просто так, и хочу понять, кто эти люди и чего они добиваются.
— Ух ты! Целое послание.
Я лезу за бумажником, но Доктор Кофе, дотянувшись через прилавок, останавливает мою руку.
— Нет-нет, — говорит он. — За счет заведения. Сказать по правде, друг, вид у вас нехорош.
Глава 16
Детектив обязан рассмотреть все версии, рассмотреть и взвесить все возможные варианты событий, которые могли привести к преступлению, и выбрать наиболее вероятный, который, возможно, окажется истинным.
Наоми убили, когда она искала дела о страховках, которыми занимался Питер. Так как знала, что меня они интересуют, и хотела помочь. Наоми убили, когда она искала папки, чтобы перепрятать. Ее кто-то застрелил. Незнакомец? Сообщник? Друг?
Час пути от Кембриджа до Конкорда, час на пустом шоссе с дорожными знаками, исковерканными вандалами, и робко остановившимся у развязки с Северной Девяносто третьей оленем. Я вспоминаю Наоми в дверях моей спальни в ночь на понедельник. Чем дольше вспоминаю, тем сильнее уверяюсь: то, что она хотела сказать — начала и раздумала, — была не просто сентиментальная или пустая фраза. Она думала о чем-то, связанном с ходом следствия.
Но станешь ли застывать в лунном свете с платьем над головой и заговаривать об «еще одном», если речь о спорных претензиях и страховой выгоде?
Она думал о чем-то другом, и я никогда не узнаю, о чем. А хотел бы.
Обычно я паркуюсь на служебной стоянке и прохожу в кабинет через заднюю дверь, которая выводит в гараж. Но сегодня я почему-то обошел здание спереди и воспользовался парадным входом, в который впервые вошел года в четыре, а может быть, в пять. Я здороваюсь с Мириам, сидящей на месте, где когда-то работала мать, и поднимаюсь наверх, чтобы позвонить родным Наоми Эддс.
Только вот, поднявшись, обнаруживаю, что стационарный телефон не работает.
Ни гудка, ничего. Мертвая пластмасса. Я прослеживаю провод до розетки и обратно к столу, несколько раз щелкаю переключателем. Прикусив губу, осматриваю помещение. Все как всегда: столы на местах, груды бумаг, шкафы с папками, обертки от сэндвичей, банки от содовой, косой луч зимнего света в окно. Перехожу к столу Калверсона, поднимаю трубку. То же самое — ни гудка, ни шума в трубке. Бережно опускаю трубку на рычаг.
— Новая хрень? — говорит детектив Макгалли, появляясь в дверях. Руки сложены на груди, рукава свитера засучены, в углу рта сигара. — Так?
— Ну, — признаю я, — телефон не работает.
— Верхушка айсберга, — бурчит он, вытаскивая из брючного кармана коробок. — Что-то затевается, новичок!
Я отмахиваюсь, но он серьезен, смертельно серьезен, — сколько его знаю, ни разу не видел на лице Макгалли подобного выражения. Я выдвигаю стул Андреаса, пробую его телефон. Ни звука — только слышно, как шумят «ежики» у кофейного автомата через две комнаты от нас. Гомонят и хохочут.
— Так я говорю… слушай!..
Где-то хлопает дверь, по коридору пробегают в оба конца.
— Я сегодня с утра столкнулся с шефом, — сообщает Макгалли, проходя и прислоняясь к стене у батареи. — Говорю ему, как всегда: «Привет, задница!» — а он проходит мимо, будто я невидимка.