Нет, София не позвонила бы в полицию, если бы узнала о делишках мужа. Она бы просто забрала мальчика и уехала. Во всяком случае, этого боялся Эрик. Боялся, жена не поймет, как это важно, не поймет, что он должен был так поступить, и увезет сына. И что бы тогда сталось с ним, да и с ней тоже?
Слезы наплывают на глаза ребенка и катятся по щекам, слезы катятся и из глаз Литтлджона. Хотелось бы мне сказать, что я, профессиональный полицейский, во время чрезвычайно сложного задержания сохраняю спокойствие и собранность, но нет, слезы и у меня текут ручьем.
— Дай мне пистолет, молодой человек, — спокойно приказываю я. — Ты обязан его отдать, я — полицейский.
Он отдает. Подходит и вкладывает пистолет мне в руку.
Подвальная часовенка заставлена коробками.
Судя по ярлыкам, в них медицинское оборудование, и до некоторой степени это действительно так. В трех коробках шприцы по сто двадцать штук, в двух защитные маски, еще коробка с физраствором и йодом, мешки капельниц, системы для переливания крови, жгуты, термометры.
И таблетки тех же наименований, что я нашел в конуре. Хранились здесь до времени, когда их переправят из больницы к Туссену.
И еда. Пять коробок с консервами: тушенка, фасоль, куриный суп. Такие банки уже много месяцев как пропали с прилавков, а на черном рынке их можно найти только за большие деньги. Но у кого теперь есть деньги? Даже у копов нет. Я беру в руки банку с ананасовым компотом, чувствую знакомую ностальгическую тяжесть.
Однако в большей части коробок оружие. Три охотничьи винтовки «Моссберг 817» со стволами сорок пятого калибра. Один пистолет-пулемет «Томпсон М1» с десятью кассетами патронов того же калибра по пятьдесят в каждой. «Марлин 30–06» с телескопическим прицелом. Маленький автоматический пистолет «Ругер 380» и к нему тоже в достатке патронов. В одной плоской длинной коробке, подходящей для перевозки трюмо или большой картины в раме, лежит огромный арбалет, и на дне в связке десять алюминиевых болтов к нему.
Оружия на тысячи и тысячи долларов.
Он готовился. Готовился к тому, что будет после. Хотя, если посмотреть отсюда, из тесной комнатки с крестом на двери и оружием, консервами, таблетками и шприцами внутри, то невольно подумаешь, что «после» уже началось.
Мы в служебной машине, возвращаемся в штаб-квартиру. Подозреваемый на заднем сиденье. Ехать десять минут, но времени хватит. Хватит, чтобы узнать, верно ли я угадал остальное.
Я не жду, пока расскажет он, а говорю сам, через зеркало заднего вида бросая взгляд, ловя подтверждение своей правоты в глазах Эрика Литтлджона.
Впрочем, я и так знаю, что прав.
«Могу я поговорить с мисс Наоми Эддс?»
Эти слова произнес его мягкий вкрадчивый голос, не знакомый ей голос. Должно быть, она удивилась так же, как моему звонку с телефона Питера Зелла. Незнакомый голос звонил с телефона Туссена. С номера, который она знала наизусть, на который несколько месяцев звонила каждый раз, когда хотела забыться.
И вот этот чужой голос в трубке дает ей указания.
«Позвоните тому копу, своему новому приятелю, детективу. Мягко напомните, что он упустил важную деталь. Намекните, что это мрачное дело об убийстве наркомана — на самом деле совсем не о том».
И как же это сработало! Это надо же! Стоит вспомнить, щеки горят. Губы кривятся от презрения к себе.
Страховая выгода, ложные претензии… Казалось, ради этого могут убить, и я нырнул с головой. Как разыгравшийся ребенок, разгорячившись, прыгнул за подвешенным перед носом блестящим колечком. Тупица-сыщик, наматывающий круги вокруг его дома, дурак, щенок! Ага, страховое мошенничество! Наверняка это оно! Надо выяснить, над чем он работал…
Литтлджон молчит. С ним все кончено. Он живет в будущем, в окружении смерти. Но я знаю, что прав.
Кайл остался в больнице, сидит в вестибюле — кто бы мог подумать? — с доктором Фентон, ждет Софию, которая уже все знает. Для которой уже начались самые тяжелые месяцы жизни. Как у всех, только хуже.
Мне больше не о чем спрашивать. Картина сложилась, но я не могу, не могу удержаться.
— На следующий день вы пришли в «Мерримак: жизнь и пожары» и ждали там, так?
Я торможу на красный свет на Уоррен-стрит. Конечно, можно проехать и на красный, у меня в машине опасный арестант, убийца. Но я жду, держа руки на руле.