Погибший уфолог перед смертью успел надежно спрятать чрезвычайно опасные для человечества результаты своих исследований. Ученый был убежден, что земляне не достигли еще того уровня развития, которое позволило бы им разумно воспользоваться его потрясающим открытием. И он не ошибся…
2042 год.
Не так давно человечество пережило Третью мировую войну. Но над Землей нависло еще более страшная угроза. Открытие ученого-уфолога Томасо Мэллоя, сделанное им во время работы на потерпевшем крушение космическом корабле пришельцев, может повернуть вспять ход земной истории. Частный сыщик Тэкс Мерфи сталкивается с серией загадочных убийств и догадывается, что оказался втянутым в большую игру с участием спецслужб, охотящихся за результатами исследований Мэллоя…
Пролог
Мир схлопотал пулю в голову, и вот старина Сан-Франциско плывет лицом вниз в красных прибрежных небесах. Никто еще толком не объяснил, что приключилось с нашей планетой, но мы теперь живем под багряным покровом туч и дышим перенасыщенным радиацией воздухом. В этом году мы сказали «прости-прощай» озоновому слою и запустили время вспять. Хорошо, хоть часы не понадобилось переводить. Как и раньше, банки открываются в девять, но теперь это девять вечера. Солнечный свет, по мнению начальника армейской мед-службы, нынче почти так же вреден, как курево и настоящее сливочное масло. Но для меня это пустяки. Я никогда не жил по режиму.
Меня зовут Тэкс Мерфи, и я — частный сыщик. Кто-то где-то свалял дурака и закинул меня сюда, этак на столетие вперед. Мне бы водить «паккард» модели тридцать, восьмого года с подножками и белобокими колесами, а вместо этого я летаю на «лотос»-спидере, правда, тоже модели тридцать восьмого года. Зато хоть прикид соответствует профессии — я ношу мягкую фетровую шляпу, шелковый галстук и набойки на каблуках.
Сейчас апрель две тысячи сорок третьего. После Третьей мировой пришло и ушло тридцать пять лет. Из пепла восстал Новый Сан-Франциско, но ему с рождения недостает букета и стиля прежнего города.
Поэтому я вешаю шляпу в отеле «Ритц», в одном из самых ветхих и обнищавших кварталов старого Сан-Франциско. В этом районе нормальных парней вроде Тэкса, не мутантов, можно по пальцам пересчитать. Но это меня не особо гнетет. В числе моих лучших друзей есть и мутанты. К тому же номера здесь дешевые, а мой вполне просторен, чтобы служить еще и офисом.
Я попал сюда двадцать лет назад, и с тех пор не случилось никаких заметных перемен. Как и прежде, мне всегда нужны бутылка хорошего бурбона, пачка «Лаки страйк», приличная стрижка и новое дело.
Глава 1
Челси Бэндо уставилась в стакан.
Ну, не знаю. Может быть, в Финикс…
Я чиркнул спичечной головкой по большому пальцу и скривился от боли крупица фосфора угодила под ноготь и сразу вспыхнула.
Стало быть, решила уйти в пустыню. — Я зажег сигарету и сделал глубокую затяжку. — А ты уверена, что готова лицом к лицу встретиться с опасностями и волнующими приключениями центральной Аризоны?
Голубые, точно льдинки, глаза Челси поднялись и посмотрели на меня. И, как всегда в таких случаях, по бедрам моим прошла дрожь.
Челси неторопливо глотнула «столичной» и пожала плечами.
— В Финиксе живет моя старая подруга по колледжу. Мы иногда созваниваемся. По ее словам, там довольно мило.
— Могу себе представить! Народные танцы по вечерам, шляпы объемом в десять галлонов, охотничьи броненосцы…
— И чурбаны неотесанные с дурацкими именами вроде Тэкс, — перебила Челси.
Я откинулся на спинку стула и ухмыльнулся. Челси ответила вызывающей улыбкой. Чего-чего, а своенравия ей было не занимать. Мы подняли стаканы в безмолвном тосте.
— Нет, ну а все-таки, зачем бросать Сан-Франциско? Такой славный город! Всякий раз, когда я произношу это название, у меня аж дух захватывает.
Челси так провела пальчиком по ободку стакана, что я мигом взревновал.
— Дело не в нем, не в городе. Просто… такое чувство, будто я увязла. Ни туда, ни сюда. Конечно, не считая той мелочи, что я мало-помалу сползаю в другую возрастную группу.
— Челси, послушай, что я тебе скажу. Годы — ерунда. Все зависит от того, как ты к ним относишься. Взгляни, к примеру, на меня. Ты слышала, чтобы я в свои двадцать восемь хоть раз пожаловался на возраст?