— Ищу улики, мэм. Следственная рутина. Я — детектив Генри Пэлас из полиции Конкорда.
— Какие же тут улики? — удивляется она. У нее пирсинг: одна ноздря украшена золотой кнопочкой. — Гомперс сказал, Питер покончил с собой.
Я не отвечаю, поэтому она проходит ко мне через душный кабинет и молча смотрит, как я работаю. Она хороша собой, эта женщина: мелкие сильные черты лица, осанистая. На вид лет двадцати четырех, может быть пяти. Я задумываюсь, какого мнения о ней был Питер Зелл?
— Ну, — говорит она, выждав секунд тридцать, — Гомперс велел узнать, не нужно ли вам чего. Вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо.
Она смотрит поверх меня и на меня, на мои пальцы, копающиеся в ящиках покойника:
— Простите, что, вы сказали, ищете?
— Еще не знаю. Ход следствия невозможно предсказать заранее. Оно движется от одного клочка информации к следующему.
— Ах, так?.. — Когда девушка поднимает брови, на лбу у нее собираются мелкие морщинки. — Звучит как выдержка из учебника.
— Гм… — Я сдерживаю себя. Это действительно была прямая цитата из «Уголовного расследования» Фарли и Леонарда, введение к главе шестой.
— Вообще говоря, кое-что мне нужно, — отзываюсь я, указывая на монитор Зелла, развернутый экраном к стене. — Что такое с этим компьютером?
— С ноября вся работа велась на бумаге, — пожимает плечами девушка. — Существует целая программа, с помощью которой наши файлы попадают в головной и региональный офисы, но она стала работать невероятно медленно, никакого терпения не хватало, поэтому вся компания вела операции офлайн.
— А-а, спасибо, — вежливо тяну я в знак признательности за напоминание.
С конца января Интернет в долине Мерримака действительно становился все менее и менее надежен. Началось это с виртуальной атаки на Южный Вермонт каких-то анархистов с неясными намерениями, а сил на восстановление не нашлось.
Женщина упорно стоит рядом, не переставая разглядывать меня.
— Так вы, простите, исполнительный ассистент мистера Гомперса?
— Прошу вас, — она закатывает глаза. — Просто секретарь.
— А зовут вас?..
Она медлит. Достаточно долго, чтобы дать мне понять, что, если захочет, оставит имя при себе, а потом говорит:
— Эддс. Наоми Эддс.
Наоми Эддс. Я успел заметить, что она не лысая, то есть не совсем лысая. Ее голова покрыта прозрачным светлым пушком, на вид мягким, гладким и приятным, как коврики в кукольном домике.
— Вы позволите задать вам несколько вопросов, мисс Эддс?
Она не отвечает, но и не уходит — просто стоит, задумчиво разглядывая меня. И я начинаю опрос. Она проработала здесь четыре года. Да, мистер Зелл уже работал, когда она пришла. Нет, они не были близко знакомы. Она подтверждает портрет Зелла, нарисованный Гомперсом: тихий, усердный, плохо социализирован. Только она употребляет слово «неловкий», и мне это нравится. Она припоминает случай на Хеллоуин, когда Питер набросился на Терезу из бухгалтерии, но не помнит его недельного отсутствия после этого.
— Если совсем честно, — признается она, — сомневаюсь, что заметила бы его отсутствие. Говорю же, мы не были близко знакомы. — Лицо ее смягчается, и на долю секунды я готов поклясться, что она смаргивает слезы, но доля секунды проходит, и она снова собранна и бесстрастна. — Хотя он был очень милый. Действительно приятный человек.
— Вы могли бы назвать его подавленным?
— Подавленным? — Она улыбается с легкой иронией. — Разве не все мы сейчас подавленны, детектив? Невыносимым грузом неизбежности. Вы не подавленны?
Я молчу, но фраза «невыносимый груз неизбежности» мне тоже нравится. Так лучше, чем «это сумасшествие» Гомперса и «большая котлета» Макгалли.
— А вы не заметили, мисс Эддс, когда и с кем вчера ушел мистер Зелл?
— Нет, — говорит она, и ее голос падает на полтона, а подбородок опускается к груди. — Я не заметила ни когда он покинул офис, ни с кем.
Я на секунду теряюсь, а когда соображаю, что эта внезапная наигранная серьезность — всего лишь подначка, девушка уже продолжает прежним тоном:
— Я сама ушла рано, около трех. У нас сейчас довольно свободное расписание. Но Питер, когда я уходила, точно был на месте. Я помню, как махнула ему на прощание.
Передо мной живо встает образ Питера Зелла вчера в три часа пополудни. Он провожает взглядом уходящую секретаршу шефа, красивую и собранную. Она с дружеским безразличием машет ему, и Зелл нервно кивает в ответ. Ссутулившись за своим столом, поправляет очки на переносице.