Однако, окончательно утратив возможность встать во главе империи, Константин с еще большей страстью, нежели прежде, обратился к идее стать голосом Польши, защищая и поддерживая интересы Царства перед братом и чиновным Петербургом. Он был готов привлекать для блага Польши новые, в том числе и символические ресурсы. По возвращении в Варшаву великий князь начал энергичный и уже достаточно предметный диалог с братом-императором о подготовке к коронации в Польше. Николай был готов к диалогу: его первоначальное решение приступить к разговору о коронации, объяснявшееся страхом и стремлением в сложный момент приобрести устойчивость личной власти и лояльность территории, контролируемой братом-соперником, не было все же сугубо импульсивным.
1.2. «Любезный брат» Константин
Известный историк Николай Шильдер в своей биографии Николая I вполне справедливо отметил, что «при оценке событий, разыгравшихся в Варшаве до революции 1830 года, история должна принять во внимание особенное, исключительное положение, в которое судьба поставила императора Николая относительно своего старшего брата»[106]. Действительно, первые несколько лет правления Константин был постоянной головной болью для Николая.
«Междуцарствие» (с присягой Константину, а затем переходом власти к Николаю), во время которого общество стало свидетелем сложных отношений в императорской семье, и последовавшие за ним события на Сенатской площади, так сильно напоминавшие по своей форме перевороты первого века империи, оставили массу вопросов, которые, в свою очередь, питали домыслы вокруг отречения великого князя Константина Павловича. При этом, как справедливо отмечается в историографии, вокруг Константина всегда существовал некий ореол монаршей власти. О. С. Каштанова, рассматривая личность великого князя, отмечает, что «Греческий проект» Екатерины II, предполагавший, что второй внук императрицы займет престол восстановленной Византии, имел «неожиданные последствия» – после него «современники стали представлять себе Константина не только греческим государем, но и возможным монархом вообще какого-нибудь иностранного государства»[107]. Константин фигурировал как претендент на власть во множестве проектов – албанском, шведском, сербском, французском. Авторы подобных идей искали возможность привлечения как военных, так и политических ресурсов Российской империи[108]. В этом ряду стоит упомянуть и условно польские проекты – предложение, сделанное Станиславом Августом Понятовским Екатерине II в первой половине 1790‐х гг. об избрании великого князя Константина польским королем[109], и аналогичную идею Наполеона, высказанную Александру I в Тильзите в 1807 г.[110] Если принять во внимание, что эти проекты времен Екатерины II и Александра I были достаточно хорошо известны обществу, мы получим более объемное понимание того, как современники видели великого князя.
Николай I уже находился на престоле, а к голове его старшего брата все продолжали примерять ту или иную корону, его профиль красовался на Константиновском рубле, его отречение воспевалось. Показательны сохранившиеся «Стихи на отказ его высочества цесаревича великого князя Константина Павловича от престола» В. А. Добровольского:
107
108
109
110
Проект Наполеона был направлен на ослабление Пруссии (